Капкан для невесты (СИ) - Лакс Айрин Страница 29

Плоть продолжает пульсировать от напряжения. Смешно. Просто смешно… Уймись… Давно не было женщины. Слабость в каждой мышце страшная, но желаниям плевать.

— Все ты прекрасно понял. У тебя такая красотка-невеста! — присвистывает Сулим. — На нее вся наша медбратия заглядывается, тайком вздыхая. Неровен час, украдут…

Друг приосанился.

— Признаться, я бы и сам вспомнил лихие традиции, умыкнул бы ее на коне.

— Не смеши! — меня начинает трясти от смеха.

Напрягаться пока не стоит, сильный смех болезненно отдается всюду, в каждом уголке тела.

— Я не смеюсь, — качает головой друг.

И мой смех прекращается. Теперь уже не так смешно.

— Может быть, скажешь, что происходит? — спрашивает Сулим, опускаясь в кресло. — Между тобой и “невестой”, — машет пальцами, рисуя кавычки в воздухе.

— Что это за тон? Я перед тобой объясняться не обязан. Ты вообще не должен был… делать ничего из того, что решила эта вертлявая юбка. Что, она тебе поулыбалась, потерлась об тебя немного, и ты сделал, как ей хочется?!

Я не замечаю, как пульс ускоряется, в крови наливается желание почесать кулаками и хорошенько набить кое-кому морду! Другу!

Стоит только представить, как вертихвостка Сулиму глазки строила, а он, лопух одинокий, слюни распустил и повелся, становится нечем дышать. Убивать хочется.

Вот уж не думал, что этого сухаря проймет красотка юная. Он же медик и циник. Не должен был повестись. Ах, наверное, на ножки залип. Они у Камиллы просто загляденье. Как бы на плечах смотрелись…

Голова гудит, как пьяная.

Уверен, мне что-то вкололи. Неподходящее.

Иначе бы такой реакции не было!

— Что ты несешь! — вскакивает друг. — Совсем ты… Берега попутал. Выражения выбирай. Ты сейчас оскорбил меня. Врачебная этика и спасение жизни для меня на первом месте. Тем более, спасение жизни неблагодарного друга. Что же касается, твоих выпадок в сторону девушки, то плюйся огнем не в девчонку. В меня!

— Что ты такое несешь?!

— Я все узнал. Сомнения закрались у меня сразу же, когда Камилла уверенно и с достоинством заявила, что приходится тебе невестой. Еще и пристыдила меня за подозрения нехорошиие. Но я твоей помолвке ничего не слышал. Однако это не помешало мне закрыть глаза. Да-да, закрыть! Ты был в крайне тяжелом состоянии. Нужно было решать, делать операцию или нет. Я и надавил, чтобы Камилла решилась, согласие подписала на операцию.

— Так это ты настоял?! — я в удивлении.

— Я рассказал ей о рисках. Она долго колебалась, говорила, что ты будешь в бешенстве. Но все равно выбрала подписать согласие, несколько раз уточнила, останешься ли ты жив.

Сулим сощурился.

— Я ей даже о возможности паралича сообщил. Она лишь еще раз уточнила, нет ли опасности твоей жизни.

— Ты же приукрасил все, пес!

— Я?! Нет! Я давно тебе говорил, что приступы болезненные — меньшая из твоих бед. Ты спрятался за этими приступами и наказываешь так себя за то, что ты выжил, а Анель умерла. Но это наказание бессмысленно. Она умерла еще до того, как ты потерял управление автомобилем.

— Помолчи.

— Не стану! Хочешь правду? Вот она… Без операции, следующий приступ обернулся для тебя параличом. Стал бы ты живым овощем. Кому бы от этого лучше стало? Анель уже плевать. Она мертва. И нет никаких небес, с которых она за тобой наблюдает, как ты считаешь. Хочешь мое мнение? Эта эгоистичная сучка, скорее, в аду поджаривается.

— Что ты несешь?!

— А что… — кивает головой Сулим. — Та еще стерва была. Не думал, что ты из таких. Из тех, которые ничего из-под каблука не замечают.

— Охренеть. Ты… Ты меня подкаблучником еще назвать решил?!

— Ты с Анель поругался незадолго до ее гибели и коришь себя за это. Не хотел тебе говорить, дружище, но те подозрения…

— Замолчи.

— Они правдивые.

— Не хочу слушать.

— Она тебе изменила. Да. Это правда. Я сам видел, как она была в отеле со своим боссом, как они целовались и шли к номеру, лапая друг друга.

— Откуда тебе знать?!

Довлат Лорсанов

— Я все своим глазами видел, говорю же! — повышает голос Сулим.

— Ты?! Не верю! Ни разу ты не говорил об этом, — рычу обессиленно и взбешенно одновременно. — Ни разу!

— Да, я молчал. Потому что это случилось незадолго до трагедии, а ты был погружен в себя, не виделся со мной даже. Потом Анель погибла, и я не стал растравливать тебя в горести.

— Не верю. Не верю… Что ты в том отеле делал? — спрашиваю хрипло. — Липа!

— Я проститутку снимал, — чуть смутившись, отзывается друг. — Кхм… На отношения времени нет, а женщину хочется. Хорошее место, мне нравится, отдохнуть — самое то. В общем, неважно. Я это своими глазами видел. Ты с Анель поругался. Потом у вас был примирительный ужин, который закончился трагично. Для вас обоих. Но суть остается. Ты не зря подозревал ее в измене. Клянусь, что не вру.

— Ты ни во что не веришь. Ни в небеса, ни в загробную жизнь. Ни в клятвы. Ты даже в мечеть не ходишь! Что толку от клятв неверующего?!

Сулим скрипит зубами.

— Я тебе сейчас клянусь не как друг, а как… Как врач! Да-да. Давно пора вырезать из тебя эту опухоль болезненную и гнойную. Ту, что мешает тебе разглядеть истинную заботу и интерес к твоей персоне. Незаслуженно! Причем.

Я замолкаю.

Губы немо открываются и закрываются.

У меня был бурный роман с женой. Я не беден, но она из гораздо более состоятельной семьи.

После смерти родителей Анель большая часть наследства ей осталась, а не сестре. Сестра бы все прокутила слишком быстро, не умела распоряжаться деньгами, и родители это понимали. Анель же — талантливый дизайнер, с коммерческой жилкой.

Анель была яркой, воздушной, напоминала праздник, который иногда блистал и на моей улице. Я ее боготворить был готов, наша близость — сумасшедший, жаркий секс был выше всяких похвал. Но все остывает со временем.

В последние месяцы мы ругались. Часто. Много. Громко.

До хрипоты и битой посуды.

Я психовал, ревнуя ее ко всем, ко всему!

Казалось, Анель была слишком расточительной на улыбки. А ее новый босс… Тот меня вообще бесил!

Анель начала слишком много времени проводить на работе, в офисе, чего раньше никогда не бывало.

Она всегда была свободным художником, с графиком, который выстраивала сама, но вдруг резко стала офисной трудягой.

Такое не могло не напрягать, не вызывать подозрения.

В разговорах Анель стало часто проскальзывать восхищение начальником. Он смотрел на мир так же и тоже увлекался искусством.

У них были общие темы, шутки, понятные только им двоим.

Казалось, я ее теряю — теряю свою жену…

Я приложил все усилия, чтобы помириться, но потерял ее окончательно после того ужасного ужина, закончившегося трагично.

Потом оказалось, что она завещала все мне.

В ее ежедневнике стояла пометка: “встретиться с юристом, завещание”, дата и время… Эта встреча состоялась бы через неделю после трагедии.

Именно это и то, что состояние мне досталось, стало причиной слухов и грязных сплетен, якобы я избавился от жены, подозревая, что она завещание хочет изменить.

Эти слухи разрастались, как грибы после дождя, не без стараний со стороны семьи Анель, конечно. Они усердно раздували и подогревали их, сплетничали, создавая мне нехорошую славу…

— Тебе пора что-то менять в своей жизни, — выдыхает Сулим. — Такой случай. Такая красавица, вах… Готовит вкусно! — похвастался.

Он сказал эти слова с крайне довольным видом, будто ему перепало. Потом я пригляделся: за эти несколько дней вечно голодная физиономия Сулима начала казаться более сытой, что ли…

— Откуда тебе это знать?

— Что? Она тебе ежедневно в больницу перекус приносит. Кукурузные лепешки выше всяких похвал! Соус острый к мясу — просто песня.

— Мне все равно ничего из этого нельзя!

Я должен быть равнодушен. Но внутри полыхнуло что-то, очень похожее на ревность!

— Да, я знаю, что тебе нельзя. Но было заметно, что Камилла старалась, а результат выше всяких похвал. Я не стал останавливать. Пусть приносит, — беспечно отозвался друг.