Трубадура - Дарья Волкова Страница 29

Стёпка с изумлением понял, что вполне способен говорить во время секса. Правда, он не помнил, что именно говорил, какие нёс глупости и банальности. Что-то совсем непристойное пополам со слюнявыми нежностями. Не помнил. Но Туре нравилось. И она в ответ что-то шептала хрипло на ухо и прогибалась под ним. Они потеряли голову, все чувства, разум и волю – они растворились друг в друге, словно в огнедышащей лаве.

У Степана довольно давно не было женщины, так что с какого-то момента он мог думать только о собственном удовольствии. Но, видимо, у Туры не было сладкого тоже давненько, потому что она тоже думала только о своем удовольствии. И поэтому у них получилось, да. С первого раза. Разошлись в полминуты в ее пользу. Ощущения – нереальные. Умереть – не встать. Ну правда – не встать. И не ёрзай подо мной.

Самым удивительным оказалось то, что, отдышавшись, Стёпка осознал, что всё еще голодный. По бело-розовому зефиру голодный, и это несмотря на то, что они только что творили… Ну, в подобных гостиницах звукоизоляция должна быть хорошей.

Он приподнялся на локте. Ту лежала тихонько, как мышка. И смотрела с каким-то напряжением. Да ладно, тебе же было хорошо.

– Ты жива, любимая? – Он легонько поцеловал ее в кончик носа. И не пойми как, но почувствовал ее улыбку. И ее тихий вздох.

Ты чего, Ту, у нас время до утра.

– Я тебя люблю, Ту.

Слова эти – извращённый кайф. По идее, важные слова. Очень важные. Но они имеют ограниченный срок действия. И можно уйти в полный отрыв. Совсем оторваться от земли. От правил, разума и прочей чуши.

Кажется, он пьян. Опьянел от чего-то более сильного, чем алкоголь.

– А ты меня любишь?

У нее удивительная улыбка. И глаза сияют.

– Я тебя очень люблю, мой Стёпка. – Нежные ладони прижались к его затылку. – Люблю сильно-сильно. Я буду любить тебя вечно… – И добавила тихо-тихо: – До завтрашнего утра.

Он не хотел ничего слышать про завтрашнее утро. Поцеловал. И понял, что, в общем-то, можно продолжать. Он готов. Готова ли она? Или подбросить дровишек?

– Знаешь что…

– Что? – Она приняла его слегка поддразнивающий тон. И пока старательно игнорировала движения его пальца от ключицы вниз. Ну сходит он с ума от ее тела, что уж тут поделаешь? Безупречное сочетание белого и розового. И, кстати, не только на груди. Так, ладно. Нижний этаж рассмотрим чуть позже. А пока можно любоваться картиной: его смуглые руки на ее белой груди. Просто одно для другого делалось – явно.

– У нас будут очень красивые дети.

Он почувствовал, как она вздрогнула. Как задержала дыхание. Удивилась:

– Дети?

– Конечно! – кивнул он со всей возможной серьёзностью. – У нас карт-бланш на эту ночь. Давай, Тура, жги!

Она еще какое-то время смотрела на него. А потом сказала просто:

– У нас будет мальчик, такой же кудрявенький, как и ты.

– А глаза твои – синие, прозрачные. А у дочки будут мягкие светлые косички.

– И твои карие глаза.

Офигенная игра. От нее кружилась голова. От нее перехватывало дыхание. От нее… от нее было так сладко внутри, как никогда. Это было чудесно. Ночь, когда можно всё.

Шло время. Ночь сдавала свои права. Пять утра. Они изнемогли от любви. Тура что-то нежно чертила пальчиком на его груди и ворковала.

– Знаешь, – сказал Степан, зевая, – давай поспим. Еще есть время, а то глаза сами собой закрываются.

Тура уткнулась ему в плечо.

– Давай. Действительно, спать очень хочется.

– Спокойной ночи, любимый.

Он обнял ее, и она прильнула к нему.

Заснули они мгновенно.

А утром всё стало как раньше. Позднее и от того немногословное утро. Они приняли душ по очереди, оделись. Тура намазала лицо прихваченным из дома увлажняющим кремом – зимой за кожей нужно ухаживать особенно тщательно. Степан вызвал такси. Всю обратную дорогу они молчали.

Они стали словно чужие, словно их уже друг от друга отделила какая-то невидимая стена. Они старались не встречаться глазами.

Но еще оставалось много вопросов. Очень-очень много вопросов. Будут ли на них ответы…

Они не знали.

Перед парадным договорились войти домой по очереди, через небольшой интервал. Зачем зверей дразнить? Тура пошла первая.

Не успела она войти в квартиру, как в прихожей нарисовалась мамаша в халате и шлёпанцах.

– Ты совсем всякий стыд потеряла? Где ты шлялась?

Дом. Милый дом. А впрочем, чего еще ждать от милейшей Елены Павловны?

– Тебя не касается. – Тура сняла пальто и аккуратно повесила его на вешалку. – Я не обязана давать тебе отчет. – Она умела говорить с матерью ровным тоном, какую бы чушь та ни несла. Годы тренировок. – Деда я предупредила.

– А завтрак кто ему будет готовить? Старый человек, ему нужно регулярное питание!

– Ты же дома. С твоими грандиозными кулинарными способностями не составит труда сварить кашу и заварить чай.

– Ты вообще не думаешь о деде!

– Он еще и твой отец, между прочим.

Елена Павловна не нашлась что ответить.

В этот момент в замке повернулся ключ, и в прихожую вошёл Степан.

Елена Павловна быстро сложила два и два.

– Господи, стыд-то какой! – патетически запричитала она. – У нас приличный дом, а ты… ты… проводишь ночи с квартирантом, а потом являешься наутро как ни в чем не бывало! Ни стыда, ни совести!

Тура, молча и не обращая на мать никакого внимания, сняла обувь и размотала шарф. Она хотела пройти мимо матери, но Степан удержал ее за руку и демонстративно поцеловал. В губы.

На Елену Павловну было страшно смотреть. Казалось, она сейчас лопнет от злости. Надо уходить из зоны поражения.

– Мне через час на тренировку. – Стёпка оторвался от губ Туры. – Покормишь завтраком?

– Хорошо. – Она кивнула и вдруг улыбнулась. – Сейчас только переоденусь, к деду загляну. Тебе как обычно?

Они прошли мимо остолбеневшей от злости Елены Павловны, словно она была пустое место.

Кадр десятый. Федерико Феллини

Будем играть, что называется, «дольче вита». Совсем не похоже на Феллини, согласна. Ну так и Питер не Италия. Пусть и Северная Венеция.

День пошёл обычным порядком. Тура быстро испекла блинчики. Степан умчался на тренировку, а у Туры море дел по хозяйству.

Нужно заглянуть к деду. Накормить завтраком, потом попить с ним чаю. Слушать, машинально отвечать на вопросы, кивать. Потом магазин, уборка. Позвонили с работы по поводу завтрашнего дня. Всё так же, как тысячу раз до этого дня.

Но и всё