Вера Колочкова - Летят перелетные птицы Страница 3

Она вдруг поймала себя на том, что идет очень быстро. Распалила себя грустными мыслями и чешет по улице, уткнувшись глазами в землю. Замедлила шаг, скинула капюшон, отерла ладонью влажную шею в вороте куртки. Ого, а дождь-то перестал! Наверное, давно уже. Вон, и жиденькое солнце выглянуло, разогнало серые тучи. Интересно, надолго ли?

Подняв голову и подставив ладонь козырьком ко лбу, глянула в небо. В самой вышине, будто навстречу солнцу, красиво плыл косяк диких уток. Показалось даже, как уловило ухо тревожный зовущий крик, и сжалось сердце тоскою… Счастливые вы, глупые птицы! И она бы вот так…улетела. Только – куда? Кто и где ее ждет? Ее место здесь, безысходно и навсегда «состоявшееся». Нет, и впрямь, пора детей заводить, чего уж…

Ворота во двор дома по следующему адресу вызова были распахнуты настежь. Посреди – гора толстых березовых чурбаков и звук топора вкупе с характерным ядреным «кхеканьем», доносящимся откуда-то из глубины двора. Точно, мужичок наяривает, дрова рубит. Крепкий, жилистый, в засаленных брезентовых портках и майке на голое тело. Сейчас маханет топориком, и полешко аккурат ей под ноги полетит…

– Извините! Можно я вас оторву от работы на минутку? – звонко проговорила она, невольно делая шаг назад.

Распрямившись, мужичок уставился на нее удивленно, потом, надрывно кашлянув, потер лапищей лоснящуюся от пота грудь. Хотел что-то сказать, да снова зашелся кашлем, взглядывая на нее в крайнем смущении.

– А вы, наверное, врач, да? – наконец просипел он, тюкнув топорище в оставшуюся половинку чурбака.

– А вы, наверное, больной Кузин, к которому этого врача вызвали? Так надо полагать? До прихода врача решили порезвиться немного?

– Это вы про дрова, что ль? Ну так… Все равно же с ними когда-то управляться надо, с дровами-то… А врача я не просил, это Валька вызвала, жена моя. Говорил ей – не надо, так разве с ней, с настырной, поспоришь… С работы, наверное, в поликлинику позвонила. Простите, неловко вышло, при нашей бедности да такие нежности. Еще и врача на дом… Ну, Валька, ну, зараза…

– Ладно. Идемте в дом, я вас осмотрю. А насчет неловкости… Если уж вам так неловко, могли и сами на прием в поликлинику подойти.

– Я? Сам? Ну да… Я сроду по вашим больницам не таскался, еще чего! Да на мне пахать можно, какие приемы-поликлиники?

– Понятно, понятно… Идемте. Температуру давно мерили?

– Еще чего! У нас и градусника в доме отродясь не было. В нашей семье все мужики, как кони, здоровые. И поликлинику вашу я в гробу видал, честнее слово.

– Хорошо. В гробу так в гробу. Покажите мне, где можно руки помыть.

– Так в кухне… А то в бане еще можно, там вода с вечера теплая осталась. Я вчера от души парился, да не помогло, видать. С утра опять в груди все свистит.

– Нет, я лучше в кухне. Ну, идемте?

Она долго мыла руки холодной водой, успевая с любопытством обозреть незнакомое помещение. Надо сказать, очень приличное помещение для обычного бревенчатого дома. Вообще-то глаз давно к другим кухонькам привык – неказистым, тесным, заставленным немудреными предметами сельского обихода вроде цинковых бидонов да эмалированных тазиков, с линялыми скользкими кленками на столах, с видом из маленького окошка на огородные грядки с луком. А здесь – прямо лепота, как на лубочной картинке. Все кругом чистым деревом обшитое, светлое, праздничное, и кухонный гарнитур такой миленький, видно, что самодельный, но с большим вкусом сделанный. Около раковины – полотенце свежайшее, с красными вышитыми петухами по краю. Молодец, Валька, жена больного Кузина. И за домом следит, и за мужем. И впрямь, чего ему болеть, такому хорошему хозяину?

А со здоровьем у больного Кузина оказалось из рук вон плохо. Температура – тридцать восемь с копейками, дыхание усиленное везикулярное, с явной бронхофонией. А с другой стороны…вроде и шум трения пораженной плевры слегка прослушивается. Еще и артериальное давление вдобавок низкое. Неужели на пневмонию похоже?

– Так… Я вам сейчас рецепт на хорошее жаропонижающее и антибиотики выпишу, пусть жена в аптеке купит. А пока – постельный режим, теплого питья побольше, ну и народные средства, конечно. Травки, ингаляции, растирания. Но главное – про антибиотики не забудьте! Флюорографию давно делали?

– Да я ж вам говорю – сроду по больницам не шастал…

– Хорошо, хорошо. Только завтра надо обязательно анализы сдать и рентгеноскопию сделать. Вот, я вам направление выписала. Надо пневмонию исключить.

– Это что, к вам в поликлинику, что ли, переться?

– Ну да. Если дрова рубить можете, то и до поликлиники, я думаю, дойдете.

– Да никуда я не пойду! Видал я вашу поликлинику, знаете, где?

– Знаю. В гробу. Но идти все равно придется.

– Не пойду!

– Что значит, не пойду? – начала она терять остатки терпения. – Если не пойдете, я вам больничный не выпишу!

– Да и не надо… На хрен он мне сдался, ваш больничный? Я уж два месяца как безработный, по сокращению штатов из нашей ремонтной мастерской выгнали… Двадцать лет оттрубил с благодарностями, и выгнали! Загибается мастерская-то, заказов, говорят, нет. Теперь вот у Вальки на шее сижу, как подлый хмырь какой. Оттого и прихворнул, наверное. На нервной почве. Я уж и по дому всю работу переделал, а дальше как быть, не знаю… Нету у нас в Одинцово работы. Так что не пугайте меня больничным, он мне без надобности…

– Ну, хорошо. Не буду пугать, извините. А только…если совсем разболеетесь, лучше будет вашей Вальке от этого? Поверьте мне, нисколько не лучше… Дайте-ка мне ее телефон, я ей сама позвоню.

– Да ну…

– Диктуйте, я записываю!

Ох, как у нее это строго-отчаянно прозвучало! Прямо с металлом в голосе! Может, потому, что ситуация слишком уж до боли знакомая. Такой знакомой оказалась ситуация, что зашкалила солидарностью к неведомой Вальке, хотя ничего страшного с ее хозяйственным мужичком пока и не произошло… И не дай бог, конечно.

На улице вроде как снова дождь проклюнулся. Надень-ка, брат Елдырин, на меня пальто. Настроение – хуже некуда. Еще и больной Кузин со своей женой Валькой тоски нагнали, собственная боль-досада ассоциативно припомнилась. И чувство вины тут же подняло голову, толкается неуютием в подреберье.

Нет, будь оно в самом деле неладно, это ее высшее медицинское образование! Родители из последних сил выпрягались, чтобы семь лет за него платить! Отец, наверное, оттого и боли желудочные терпел, скрывал до последнего. Как же – работу потерять боялся. Вот и добоялся – отрезали половину желудка, на инвалидность отправили. Теперь дома сидит, страдает чувством мужицкой неприспособленности. Как он сам говорит – «камнем повесился на шее у Катеньки», у матери, то есть. Хотя мать всячески его и поддерживает, плещет из себя оптимизмом, «моим домохозяином» называет. Всем подряд хвастает – приду, мол, с работы домой, щи наварены, кругом чистота и порядок… Хвастает, а в газах – тоска и усталость. А иногда и раздражение пунктиром проскакивает. Нет, зачем уж хвастать-то? Оно и без того понятно, что ничего тут хорошего нет…

Кстати, зайти к ним, что ли? Вон родительский дом, почти по пути, только надо крюк небольшой сделать. И пообедать заодно, щец горячих отцовских похлебать…

– Пап, ты где?

Голос отозвался звонким эхом из глубины дома. Прислушалась. Тишина. Наверное, в огороде копается. Отогнула занавеску на окне – точно, вон его согбенная спина виднеется меж картофельных рядов. Стукнула костяшками пальцев в стекло, призывно махнула рукой. Отец распрямился, держась обеими руками за поясницу, расплылся в улыбке, мелко и часто закивал головой – сейчас, сейчас, иду… И тут же потрусил торопливо меж грядками, отряхивая на ходу руки.

– Чего дверь в дом не запираешь? – проворчала она, встретив его в кухне. – Заходите, люди добрые, берите, что хотите?

– Так от кого нам запираться-то, дочка? Здесь все кругом свои… Обедать будешь? Я разогрею?

– Давай. А что у тебя на обед?

– А все, как обычно. Щи есть, картошка с мясом есть. Могу еще салат из помидоров нарезать.

– Да ну… Из ушей уже твои помидоры лезут. Зачем ты их столько выращиваешь? Вон, две теплицы отгрохал… Зачем?

– Да как это – зачем? Ты что, Анютка? Ты знаешь, сколько я банок нынче закрутил? Загляни в подпол – глаза разбегутся! И нам с матерью на зиму хватит, и вам с Лехой. И огурцов бочковых полно, и капустки квашеной… По морозцу свиней забьем, всю зиму с мясом будем. Так что в магазин можно и не ходить, деньги целее будут. Глядишь, и вам какую обновку в дом справим…

– Нам ничего не надо. У нас все есть.

– Сейчас, может, и есть. А как народите ребеночка, так и понадобится. Когда нас с мамой, наконец, обрадовать собираетесь? А то помру, и внуков не увижу…

– Пап! Хватит уже, а? – с неожиданным для себя раздражением резко повернулась она к нему. – Ну чего каждый раз об одном и том же?

– Не буду, дочка, не буду… Не сердись. Чего ты на меня, старого дурака, обижаешься? Давай лучше обедать будем…