Татьяна Веденская - Маленькая женщина Страница 3

– Где? Откуда?

– Из Ямбурга, моя принцесса. Но не думаю, что тебе это хоть что-нибудь говорит, – он усмехнулся и снова принялся меня целовать, хотя официальный повод к поцелуям, мы, что называется, уже отыграли.

В нашем безумном мире вступить в сексуальную связь легче, чем в дружескую или деловую. Современные взрослые люди могут соединять и разъединять тела, не спрашивая даже фамилии и возраста. Свободная любовь, в которой только ты решаешь, где та грань, за которую переходить нельзя. Например, случайно переспать с соседом – это нормально. Никого не удивит. А вот если бы случилось переспать сразу с двумя, уже можно было бы задуматься, что что-то не так. С моим случайным знакомым я совершенно не чувствовала никаких границ. Он был ласков, обаятелен и смотрел так, словно для него происходящее действительно что-то значит. Мы разговаривали и целовались, целовались и смеялись. И снова целовались так, что уже у меня кружилась голова. Я не могла остановиться, может, потому, что не видела в этом смысла. А может, он был совершенно хорош, а я слишком устала, чтобы думать о морали и том, что приличные женщины так себя не ведут. И потом, кто сказал, что я – приличная. Это тогда, двенадцать лет назад, я была прилична. А теперь – теперь я лежала в тридцать второй квартире, на узкой полутораспальной кровати в объятиях случайного мужчины с глазами цвета льда и чувствовала себя так, словно бы я и вправду влюбилась. А он – он смотрел на меня с нежностью и удивлением ребенка, случайно получившего роскошный подарок на день рождения, который прошел еще неделю назад. Он действительно любил меня глазами, жадно запоминая каждый изгиб моего далекого от совершенства тела, и я плавилась под этими взглядами. Мы были знакомы всего пару часов, но моему телу было совершенно на это наплевать. Оно пело – и под эти песни моя совесть сладко дремала, причмокивая во сне губами. Ну и что такого, что он чужой? Зато какой! Как обнимает, как смотрит. Прикасается губами к моей коже, словно я источник с живой водой. И говорит. Говорит так, что я поняла наконец, что значит – «любить ушами».

– Понимаешь, ведь настоящий дом для мужчины – это женское тело! Посмотри, как ты прекрасна – словно тебя делали специально для меня. Когда я прижимаю к себе женщину – я в самом лучшем из дворцов. Без женщины – настоящей, трепетной, нежной – такой, как ты, мужчина пуст. Он бессмыслен. Ему не к чему стремиться.

– Знаешь, сейчас так думают немногие.

– А, брось. Сейчас мы имеем мир «Большого Потребителя». Все пользуются, и никто не хочет ничего отдавать взамен. Но ведь от этого только нам же и хуже. Можно жить и с резиновой куклой, тоже вариант. Но настоящему мужчине надо, чтобы он был Богом в своем мире. Центром, от которого все зависит. Только тогда он будет счастлив.

– Настоящий мужчина – кто это? – позволила себе сомнения я.

– Ну, я, например, – самодовольно ухмыльнулся он и притянул меня к себе. Я тихо млела в его руках, совершенно не замечая нереальности происходящего. Меня ничего не удивляло, как не удивляет во сне говорящий кактус. Понятное дело, что сон кончится и явь будет обычной, с молчаливыми кактусами. Но пока я сплю…

– Ты? А разве ты не пользуешься ситуацией? Разве ты не потребитель? – съязвила я.

– Ну конечно же нет! – состроил искреннее возмущение он. Я засмеялась и провела пальцем по его груди. Он перекувырнулся и пошел в кухню. Прямо так, в чем мать родила. Я встала и пошла за ним. Он копался в холодильнике, задумчиво изучая его содержимое.

– Хочешь картошки? Жареной? – спросил он. И посмотрел на меня деловитым, обыденным взглядом. Я вдруг почувствовала, что пора уходить.

– А, да нет. Спасибо. – Я одевалась. – Мне пора вообще-то.

– Тебе точно нельзя остаться? – спросил он, жуя картошку. Я против воли засмеялась, так комично он выглядел голым, посреди кухни, да еще и со сковородкой в руках.

– Ты бы хоть о тете подумал! Что будет, если она нас здесь застанет? – шутливо нахмурилась я, изо всех сил затыкая в себе желание дать ему мой телефон. Я прекрасно знала, что он ему ни к чему. Такие вот стихийные знакомства как раз и хороши своей недолговечностью. И в памяти остается бурное незабываемое приключение, похожее на сон.

– Н-да, с нею бы тогда и вправду мог случиться инфаркт, – хмыкнул Дима и пошел нацеплять трусы.

– Инсульт, – поправила его я. И открыла входную дверь.

– Ты уходишь? – он внимательно смотрел на меня из-за дверного косяка. Я до боли прикусила губу, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. Не хватало еще сейчас начать вешаться на него и намекать на продолжение банкета.

– Ну да. Думаю, если ты напоишь тетю твоим фирменным чаем и скажешь, что доктор заходил, она будет более чем счастлива. И передумает падать с сердечным приступом.

– Тетю? – растерялся он. – А, ну да. Конечно.

– Ну, приятно было познакомиться, – я кивнула ему и поскакала к лестнице.

– Ты еще и на «вы» обратно перейди, – обиделся он. Подошел ко мне и долго не отпускал. Целовал. У меня снова закружилась голова. Но я успела отметить, что он никак не попытался договориться о новой встрече. Случайный секс со случайной женщиной, таким он и должен остаться. Я не стала возражать и пошла вниз. На улице чуть было не расплакалась. Что же я наделала, зачем? Чувство тупого раздражения на себя, на свою дурь начало поедать меня изнутри. Ну неужели нельзя было обойтись без этого фарса? Пара часов удовольствия, стоили ли они того? С другой стороны, я же сама не хочу, чтобы продолжение было. Зачем мне весь этот геморрой, верно? Или хочу?

– Маша! – вдруг окликнул меня голос сзади. Я дернулась. Он стоял у подъезда и с недоумением смотрел на меня. И бабки на лавочке, кстати, тоже.

– Что? – Я проверила, достаточно ли у меня независимый и нейтральный вид. Да, достаточно.

– Скажи, а тебе действительно все равно?! – Он заметил, как бабушки на лавке выставили вперед свои уши-локаторы.

– Что? Что все равно? – я глазами показала на скамейку запасных и быстро отошла от подъезда. Он посеменил за мной.

– Ты только что занималась со мной любовью, потом оделась и ушла, словно ничего не было. Будто ты только послушала меня своим тонометром.

– Стетоскопом, – я улыбнулась. – А что, мне надо потребовать, чтобы ты женился?

– При чем здесь это? Ты бы хоть телефон оставила!

Мне стало легче. Честно говоря, мысль, что мы больше никогда не увидимся, как-то не грела.

– Ты и не спрашивал! – возмутилась я. – Зачем бы я стала создавать лишние сложности?

– Слушай, это ты одна такая сумасшедшая или в Москве все спятили, пока я сидел в тайге?

– Я одна! – гордо подтвердила я.

– Ладно, давай телефон.

– Ты уверен, что он тебе нужен? – продолжала демонстрировать наплевательство я. Конечно, внутри я вся тряслась мелким бесом. С одной стороны, от радости, что это знакомство может иметь продолжение, с другой стороны, от ужаса перед тем же самым.

– Я не уверен, но постараюсь определиться, – почти грубо ответил он.

Я продиктовала цифры домашнего номера и ушла домой, чтобы там, в тиши собственной комнаты, мучиться от бессонницы и воспоминаний. И думать о том, что лучше было бы обойтись без этой треклятой Любви.

Глава вторая,

в которой я предаюсь воспоминаниям

Говорят, что настоящая любовь случается только раз в жизни. И еще говорят, что когда она придет, ее ни с чем нельзя перепутать. И, конечно же, все уверяют, что она прекрасна и что жить только и стоит ради этой самой пресловутой Большой Любви. Что ж, если даже и так, то в моей жизни Большая Любовь уже была. Двенадцать лет назад, когда мне было двадцать три года, я покидала город Грозный, только-только похоронив мать. Отец, слава Господу, к тому времени уже умер и не увидел, что произошло с его обожаемым Северным Кавказом. Мы – простые люди, приехавшие в Чечню по направлению предприятия, на котором тогда работал отец. Он выбирал между Таганрогом и Грозным и выбрал последний, потому что в нем нам давали не двухкомнатную, а трехкомнатную квартиру. Когда в начале девяностых все начало сыпаться, словно карточный домик, нас, русских в Чечне, не оставляло чувство некоторой иллюзорности, нереальности происходящего. Мы ходили на работу, я работала в городской поликлинике. Мама много лет болела и после смерти папы совсем не выходила из дому. И вот однажды кто-то на работе сказал, что в городе убивают русских.

– Что ты слушаешь какие-то байки? – отвечали ему. – Нечего нагнетать панику.

– Панику? Я говорю вам, отсюда надо уезжать, пока не поздно, – ответил этот кто-то, я уж не помню, кто. И, как оказалось, был совершенно прав. Потом эти разговоры стали вестись повсеместно, но еще около года все отмахивались от очевидного, надеясь, что милиция возьмет-таки бандитов под контроль.

– А что вы думаете, в других городах нет убийств? – до последнего убеждал меня наш сосед Павел Петрович. А потом на улице из автомата расстреляли его сына. И стало понятно, что милиция самоустранилась. Мне было так страшно, так страшно. По ночам я просыпалась от кошмаров, за мной гнались неизвестные убийцы и хохотали. Я бы уехала сразу, как случился этот кошмар с соседом, но мне было некуда ехать, у нас не было никаких особенных родственников. А мать была в таком состоянии, что переезд «в никуда» мог ее убить. Мы оставались. Я ходила на работу, как на фронт, а на рынок, как на самоубийство. Мать молчала и замыкалась в себе. Конечно, она понимала, какой угрозе я подвергаюсь, оставаясь с ней. Несколько раз она пыталась уговорить меня уехать, но оставить больную мать… это было выше моих сил. Не понимаю, так и не смогла понять, отчего люди, долгие годы ходившие с нами по одним и тем же улицам, вдруг перестали говорить по-русски и повесили на площади плакат «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы». Мне до сих пор чудится во всем этом некоторый фарс. Может, какие-то тайные государственные шпионы вели у нас свои игры, чтобы списать побольше денег на войну и разруху? Впрочем, глобальная политика ровно ничего для меня не значила. А вот попытка затащить меня в машину была очень важной.