Алиса Клевер - Нежные языки пламени. Шезлонг Страница 3

– Я говорю о любви, – продолжила Габриэль. – Итак, позвольте представить вам невесту… – Габриэль сделала паузу, чтобы изумленный шепот толпы пронесся поверх нее, закрутился в воздухе и улетел гелиевым воздушным шариком в небо, далеко-далеко, – … невесту моего сына Андре Робена, графа Де Моро, мадемуазель Дарью Синица. Даша, прошу тебя… – и она чуть подтолкнула меня вперед.

– Поздравляем! Ничего себе! Покажите кольцо! – Толпа кричала, и я с трудом разбирала слова, отделяла один вопрос от другого. Их потрясение и шок были ничем в сравнении с тем, что испытывала в этот момент я. Реальность ли это? Мне хотелось убежать в сад и ущипнуть себя за щеку. Невеста графа? Это было чем-то странным и одновременно смешным. Вспоминалась песенка из фильма «Д’Артаньян и три мушкетера»: «Невеста графа де Ла Фер становится женой…» В голове не осталось ничего, кроме этой незатейливой мелодии. Между тем я непроизвольно дергалась от каждой вспышки и рефлекторно порывалась закрыться от яркого света ладонью. Андре приобнял меня чуть крепче.

– Как давно вы знакомы?

– Когда вы приняли это решение? Не в том ли доме, где вы и она…

– Проявите уважение к семье, – вышел вперед Марко, и гадкий журналист, тонкий, жилистый и пронырливый, как червяк, отодвинулся от нас подальше. Я была в панике, Андре же снова держал меня под руку, с силой сжимая предплечье. Его стальная хватка отрезвляла. Я вдруг подумала, что предпочла бы сейчас, чтобы Андре сделал со мной что-то совершенно возмутительное, чтобы он взял меня на площади того нудистского города, о котором он рассказывал, связав меня; чтобы я кричала, а люди смотрели бы на нас, чтобы мои беспомощность и стыд перемешались с возбуждением и желанием. Без этих секретных ингредиентов беспомощность и стыд были невыносимыми. Я стояла, зная, что журналисты правы, что я вовсе не стою их уважения. Я спятившая любовница, которая хочет, чтобы ее трахнули посреди улицы. Будущая графиня Де Моро.

– Уважение – непростая штука. Мы все хотим его по отношению к себе, – сказал Андре, – Я, конечно, понимаю, что в вашем случае уважение к частной жизни – это благодетель, мешающая успешному бизнесу. Но давайте договоримся сразу: мы не станем обсуждать нашу с моей невестой личную жизнь, свидетелями которой вы сделали весь мир.

– Кто сделал те фотографии? Вы были в курсе, что вас снимали? Вам нравятся такие вещи?

– Это возмутительно! – выкрикнул Марко.

– А что вы скажете, господин Робен? – Конференция набирала градус. Я боялась даже подумать о том, что появится в завтрашних газетах. – Почему за вас всё время отвечает ваш брат?

– Я поясню, – вышел Андре, но его тут же перекрыла мать.

– Этого мы не знаем, – вмешалась Габриэль, отвечая на вопрос об авторе снимков. – И собираемся требовать компенсации от журнала. Порочить честное имя графа Де Моро и его невесты – это преступление.

– Когда назначена свадьба? – крикнула девушка с краю, держащая в руке огромный пушистый микрофон, напомнивший мне мультяшных «Смешариков».

– Дата будет объявлена позднее, – сказал Марк.

– Правда ли, что вы возражали против этого брака? Из какой семьи ваша невеста?

– Позвольте ответить по порядку. Повторите вопрос, – замедляя ритмику, переспросила Габриэль.

– Из какой семьи происходит ваша невеста. Она – не дворянка?

– Эта информация будет опубликована позднее. Семья Де Моро принадлежит к демократичной и толерантной части французского общества, – ответила Габриэль.

– Не потому ли вы так толерантны, что ваш сын чуть не убил мать этой девушки на операционном столе? – спросил тот же гадкий журналист-червяк.

– Оставьте мою мать в покое! – воскликнула я. – Она проходит лечение в Москве и выздоравливает!

– Вы увезли ее из Франции в Москву? – с интересом воскликнул червяк. Я чувствовала, что мои слова могут быть истолкованы превратно, но не могла остановиться.

– Андре никогда ей не вредил, она никогда не была на его операционном столе, вы слышите? – Я говорила негромко, но вполне внятно и чётко.

– Если так, почему вы отправили ее в Москву? – продолжал добивать меня червяк. Я запнулась, не зная, как ответить на этот вопрос. Конечно, я отправила ее не потому, что ей угрожал Андре. Да, я была против того, чтобы мама делала пластическую операцию, я хотела, чтобы она смирилась с тем, что ей уже не придется играть Снегурочек и Джульетт. Нужно уметь стареть с достоинством, как это делает, к примеру, Габриэль. Они с моей мамой почти ровесницы: и та и другая вплотную подошли к шестидесяти годам. Обе когда-то были так хороши, что у мужчин в их присутствии захватывало дух. Лица обеих несли отпечаток пережитых лет, и в этом было своеобразное очарование, нечто неуловимое, когда понимаешь, что вместе с годами, унесшими с собой что-то внешнее, пришло что-то внутреннее, куда более ценное. Мама гонялась за призраками. В двадцать пять она мечтала выглядеть на двадцать, в тридцать пять – тоже. После она хватала дракона за хвост, рискуя жизнью и карьерой, и немножечко – мной. Габриэль была красивой женщиной в возрасте, мама была молодящейся, но больной женщиной, она билась с диабетом. Кто-то из великих сказал, что красота – это здоровье, ничего больше. Теперь я его понимала.

– Дашину маму призвали на родину дела, – вставила Габриэль, и я чуть было не расхохоталась и не испортила эффект от этой умелой и продуманной лжи. Призвали дела? О нет, просто сложно объяснить этим журналистам, и в особенности этому червяку, что на мою маму было совершено покушение, что на меня оно тоже было совершено – дважды. Меня пытались поджечь, застрелить, ведь за мной по пятам ходила маниакальная невеста другого графа, стоящего по правую руку от великолепной Габриэль. Семейные ценности – это нечто особенное для нас, мы – не такие, как все, у нас тут голубой кровью все ступени залиты. И где-то там, в тишине библиотеки, среди оригинальных полотен модернистов исчезли следы моего жениха Сережи Варламова. Мою маму привели на родину дела и желание выжить, моя мама в коме, она ничего не может ни рассказать, ни оспорить.

– Почему вы взялись оперировать пациентку, с дочерью которой крутили такой… ошеломительный роман? – Снова червяк. Раздавить бы его!

– Я отказался от пациентки, как только мои отношения с ее дочерью вышли за рамки профессиональных, – и глазом не моргнув, ответил Андре. Соврал, повернулся ко мне и только чуть сильнее сжал мой локоть. Притворяться, улыбаясь, и надеяться, что тебя не сожгут заживо, – вот она, моя сказка, в которой принц врет и не краснеет. Да и я тоже вру.

– Мама приезжала только затем, чтобы получить консультацию от Андре… от месье Робена. В любом случае, взвесив все «за» и «против», мама отказалась от решения оперироваться. Кроме того, она получила предложение от французской кинокомпании.

– Значит, мы увидим ее на наших экранах? – спросила девушка со «смешариком» в руке.

– Вполне возможно, – кивнула я. Еще одна ложь. Если Шурочка права и мама придет в себя, вряд ли она захочет вернуться в страну, где ее пытались убить. Нехорошо так говорить, но я была рада, что Одри решила покончить с собой. Навязчивые идеи, горячечный бред, попытки придать смысл звериной жестокости – единственное, что она привнесла в этот мир. Мне было жаль ее, но без нее мир стал спокойнее и безопаснее для нас. А сейчас благодаря Одри Шараф мы все собрались здесь, на залитой солнцем площадке перед особняком. Ведь это она сделала те фотографии и отдала их в журнал. К сожалению, еще она наговорила кучу гадостей, испортив Андре карьеру. В каком-то смысле я считала, что, выпив таблетки, Одри вынесла себе справедливый приговор. Она ведь и Николь чуть не убила. Одри, Одри!

– Нам пора, – вдруг сказал Андре и вышел вперед. Вышел, утащив меня вместе с собой. – Можете делать свои фотографии. Вот мы – я и моя прелестная невеста. Мы планируем пожениться тихо: устроить маленькую свадьбу и пригласить на нее только самых близких. Я искренне надеюсь, что вы больше никогда нас не потревожите. Спасибо за внимание!

И Андре потащил меня за собой в дом. Я успела заметить, как перекосилось от недовольства лицо Габриэль, как обеспокоенно посмотрел на нас Марко и бросился за нами в дом. Журналисты выкрикивали вопросы, вспышки продолжали вспыхивать, фотографы щелкали своими камерами как сумасшедшие, словно пытались не упустить ни одного нашего движения, чтобы вместо фото сделать эдакие мини-фильмы. Андре, белый от бешенства, зашел в кухню, открыл шкафчик и достал бутылку вина. Налив себе в бокал, он отпил резко, много – почти весь бокал одним глотком. Я стояла посреди комнаты, не зная, что мне делать – идти обратно к Габриэль, подняться на второй этаж? Вообще уйти отсюда? Марко спросил меня, в порядке ли я, но я только помотала головой.

– Ты сошел с ума, да? – набросилась на Андре Габриэль. – Ты хоть понимаешь, что мы устраивали всю эту пресс-конференцию, чтобы покормить акулу, а ты только и делал, что тыкал в нее гарпуном. Ты понимаешь, что теперь они нам проходу не дадут?