Наталья Захарова - Вопросы мастеру Страница 3

Пока отец со смешным чудиком обсуждали что-то, Энж в сотый раз за свою жизнь перегнулась за перила колодца и посмотрела вниз. Голова приятно закружилась и поманила глубина. Сто двенадцать этажей дверей снова предстали ее взору, а там, в самом низу, двери казались маленькими точечками, образующими окружности. За каждой дверью- Энж это знала- кто-то живет. Но она не была знакома с другими такими же, как она сама. И ей это не казалось странным. Так было всегда.

Как же часто, пока не видит мама, Энж со своим «другом» смотрели вниз, помышляя о будущих достижениях! Мяч собирался спрыгнуть и спорил, что вернется обратно с легкостью, а Энж не пускала, говорила, что боится его потерять, предчувствие беды не давало ей покоя.

И вот сейчас она испытывала страшные угрызения совести из-за того, что не дала ему этого сделать в то время, пока он существовал. А теперь его нет, и ей жаль его и себя. Она утратила не только «друга», но и часть ее самой умерла, та часть, которая не давала покоя, не давала сидеть на месте. Радость безумной беготни по коридорам, радость общения… Ее теперь не было!

Потеряв друга, Энж сделала для себя один единственный вывод: если что-то хочется, то надо обязательно это сделать, какой бы безумной ни казалась затея. «Если хочется, то нельзя запрещать никому… Если он хочет, то нельзя запрещать… нельзя! Никогда…».

Энж была неглупой, и вскоре над голосом сердца взял верх голос разума, говоривший о том, что если бы родители не запрещали ей делать некоторые вещи, то ее, наверное, давно не было бы в живых.

– Энж! – окликнул ее отец.

Подойдя к нему, она буквально кожей почувствовала излишнее, а потому пугающее внимание к себе. Мужчины смотрели на нее с любопытством, человек с книжкой пытался заглянуть в ее глаза, хотя у него это плохо получалось в силу его роста.

– Ну, что скажешь, Хранитель? – спросил отец Мастер у коротышки.

– Если ты действительно уверен, что в глазах стала появляться чернота, то боюсь, у нас нет другого выхода.

Мастер побледнел.

– Но мы можем дать ей амулет забвения или безразличия! – Тут же попытался утешить собеседника Хранитель. – Я знаю много случаев, когда они помогали, – книжка в его руках вспыхивала на каждое слово желтым сиянием.

– Да, это единственный выход…

Они двинулись по этажу, и как только остановились, откуда-то с верхних этажей спустилась мигающая плоскость и опустилась к их ногам. Мастер и Хранитель ступили на нее, и теперь ждали Энж. От Мастера не ускользнуло ее удивление, но на объяснения не было времени. Чуть позже они поговорят с ней обо всем, он ей все расскажет. Сверкающая штуковина резко взмыла ввысь и в сторону. Энж вскрикнула от испуга, когда перед ее глазами стали проноситься с безумной скоростью различные картинки: этажи, лампы, представители ее расы, коридоры… Рука отца, желая успокоить, легла ей на плечо. Сверкающая штуковина под их ногами сделала еще пару движений вправо, а затем влево и остановилась перед стеклянными дверями, которые сразу же распахнулись.

«Добро пожаловать на уровень, Мастер» – прозвучал женский голос.

– Будь внимательна и ничего не трогай! – Прозвучал приказ, но Энж слышала слова отца уже вполуха: поразительнее того, что она увидела сейчас, она не видела никогда.

Огромный зал, освещенный настолько, что сильно слепило глаза, простирался в стороны. Длинные ряды, конца которым, казалось, не было, -состояли сплошь из полотен, разноцветных, сверкающих. Делая робкие шаги, Энж невольно остановилась, залюбовавшись одним из них. Цветное полотно сверкало разноцветными кусочками, маленькими и большими, и лишь на самом его верху была черная полоса… А где-то посередине полотна, практически незаметная, справа налево двигалась горящая точка.

Неужели и Энж когда-нибудь создаст такую красоту? Вот было бы здорово! Хотя… Никогда ничего у нее не получалось: ни шить, ни готовить, учеба давалась тяжело. Так зачем же мечтать о невозможном? Конечно, судьбу, которую она разбила, придется восстановить все равно, но в этом она рассчитывает на помощь.

Как зачарованная, Энж приблизилась к полотну, вглядываясь в него, рука ее потянулась и дотронулась до рамы. То, что произошло сразу же после этого, заставило девушку вскрикнуть от испуга: полотно сначала покрылось белесой пленкой, а затем постепенно, от краев к центру, стало белеть, пока не побелело совсем.

Разрываясь между двумя желаниями: догнать отца и рассказать ему о происшедшем и вторым: просто убежать отсюда, не сказав ему ни слова (ведь по сути ей ничего хорошего ее рассказ не принес бы наверняка) она увидела, как к полотну подошли Мастера и погрузили его в огромную корзину на колесиках. В корзине было много таких же белых полотен, отличающихся только размерами и цветом рамки, и девушку это успокоило, ведь до них-то она не дотрагивалась. Чуть позже, все еще пытаясь догнать родителя, она видела среди рядов еще несколько белых полотен.

По пути ей попадались маленькие человечки с тележками, наполненными до краев кусочками судеб, словно драгоценными камнями. Проследив за одним из них, она увидела, как он подвез свою ношу к одному из Мастеров, трудившихся над полотнами, легким движением руки высыпал содержимое в вазу, стоящую рядом с ним, и отправился в обратном направлении, едва не столкнувшись с Энж. Она поразилась тому, с какой легкостью человечек опрокинул тележку, и подумала, что Хранитель с огромной сверкающей книжкой, наверное, тоже из их расы- расы маленьких лысых человечков, способных с легкостью таскать, казалось бы, неподъемные для их роста вещи.

Вдруг, до ушей девушки донеслись необычные звуки, они были похожи на женские голоса, немного на детский смех. Словно происходил разговор невидимок. Но слов было не разобрать, а двинувшись навстречу им, она поняла, что слов и не было. Просто необычные звуки, но какие! Будто неведомая сила высекала их из воздуха. Звуча все громче и громче, они отзывались доселе неизвестными чувствами в ее душе. Они были невесомы, легки и озвучивали каждое ее движение, каждый ее шаг сопровождался звуком.

Спеша навстречу этому чуду, она вскоре увидела отца. Он был великолепен: глаза горели синим цветом, в тон светящемуся кулону. Волосы были растрепаны- рукой он всегда лохматил свою шевелюру. Энж улыбнулась. Вот оно-волшебство.

Мастер творил. Его руки двигались быстро, уверенно. Почти не глядя, он захватывал разноцветные кусочки и выкладывал один за другим в полотно, которое было ему послушно- с каждым вложенным кусочком по глади полотна пробегала едва заметная дрожь.

Энж поразилась тому, как судьба благоговейно внимает отцовским движениям: словно ребенок, терпеливо ждущий, когда же, наконец, ему поправят одежду, причешут волосы или залечат раны, чтобы он мог выплеснуть энергию жизни, накопившуюся за эти минуты спокойствия.

Зрелище было потрясающим, и Энж, невольно залюбовавшись, не заметила, как к ней подошел Хранитель, вздрогнула от неожиданно зазвучавшего шепота за ее спиной:

– Не мешай ему.

– Я и не собиралась.

– Слишком много зависит сейчас от работы твоего отца, он лечит судьбу человека, очень важного на том уровне, которым он занимается. Не многим из людей суждено играть такую роль в судьбах других. – Объяснил он девушке, в общем- то в объяснениях не нуждающейся.

– Каким отец занимается уровнем? Это город, государство… Каким?

– Тебе это знать совсем не нужно. Название или век, который сейчас на Земле, не важны. Люди совершенно разные всегда, но само человечество в сумме своей всегда одинаково.

Энж кивнула в знак того, что все понимает.

– Кто этот человек?

– Очень важный человек, из очень важного семейства, – повторился лысый человечек, – В то время его называли «императором- защитником». Или просто Александром. Когда он появился в моей книге, твой отец растерялся, потому что понял, какая ответственность на него возложена, ибо этому представителю человеческой расы было суждено спасти свой народ. И Александр многое сделал, но человеческий род настолько непонятлив, что всегда и во все времена старался убить в себе все задатки хорошего. Люди, которые делают для таких же, как и он сам, добро, очень скоро оказываются непонятыми и забытыми, а такую выдающуюся личность как защитник, люди не смогли понять и простить. Собственно, уже пятый раз твой отец спасает его от смерти, – он вздохнул, и его взгляд устремился куда-то, намного выше, чем потолок, – А ОН не устает посылать своих сыновей в мир людей, где их ждет неминуемая гибель. Сколько же их было! Они обречены заранее, и их жизнь начинает цениться только спустя многие человеческие годы, когда на смену поколениям, погубившим их, приходят другие поколения. Лишь им суждено окинуть происшедшее трезвым взглядом и сделать правильные выводы. Это одно из проклятий человечества: ценить что-то только после того, как утратил.