Лавейл Спенсер - Прощение Страница 3

Сара была ростом намного больше пяти футов (1 фут равен 30,48 см. Прим. ред.), с прямыми каштановыми волосами, и нос у нее, как она сама считала, был более длинный, а губы более тонкие, чем следовало. Зато глаза совсем неплохи - голубые, с живым блеском, оттененные густыми ресницами. Это придавало ей привлекательность, но все равно никто, даже обладающий самым ярким воображением, не назвал бы ее "прекрасной". Этой девушке в длинных чулках и с длинным лицом никогда еще мужчины не уделяли столько внимания, сколько сегодня за последние четверть часа.

- Я определю вас в комнату на третьем этаже. - Довольный благополучным разрешением конфликта Пиплз подхватил один из чемоданов Сары. - Она у нас самая теплая.

Он повел ее через все здание, основной отличительной чертой которого были размеры. Оно было огромное, но сырое, во всех смыслах этого слова, неоштукатуренное, с голыми окнами без занавесок, тусклое и невыразительное, и единственными яркими пятнами на этом фоне являлись большая фарфоровая плевательница да еще настенный календарь с изображением водопада за стойкой. Полы были из свежих сосновых досок, еще хранящих дух лесопилки; стены - из брусьев, с многочисленными клиньями и щелями, исторгающими смоляные слезы, а те места, где повыпадали сучки, напоминали пустые глазницы.

Лестница, расположенная сразу за конторкой, привела их к началу темного узкого коридора, посреди которого свисала со стены масляная лампа, а под ней стояло большое помойное ведро, накрытое крышкой.

Сэм остановился возле третьей комнаты слева и открыл дверь, сложенную из планок зигзагообразной формы.

- Вода в кувшинах за дверью, - пояснил он, - но только по утрам. Для мусора ведро вон там, видите? Спички на полке слева от двери... Сейчас принесу ваш второй чемодан.

Когда он вышел, Сара нашла узкий спичечный коробок и зажгла лампу над кроватью. В мутном оранжевом свете предстала перед ней комната... "Боже, куда меня угораздило заехать?.."

Стены такие же, как внизу в холле, - голью доски, из щелей задувает ветер. Над головой обнаженные балки потолка, окна без занавесок, почти никакой мебели: кровать из темной трубчатой жести да столик с лампой; ни скатерти, ни хотя бы салфетки - ничего... Нет даже верхнего покрывала, просто шерстяное зеленоватое одеяло и подушка... слава Богу с муслиновой наволочкой.

Сара откинула одеяло, увидела простыни, тоже из муслина, потрогала матрац - мягкий, набитый соломой пополам с ватой - и вздохнула с некоторым облегчением.

Еще в комнате была этажерка, на ней стояли кувшин и таз. В самом низу, за дверцей, фарфоровый горшок.

Сара как раз закрыла эту дверцу, когда вошел Сэм Пиплз со вторым чемоданом.

- Я не ела с самой середины дня, - объявила ему она. - У вас ничего не найдется?

- С-столовая уже закрыта, извините, мисс. Но к завтраку она откроется.

- Ox, - вздохнула Сара разочарованно. Он пошел к двери.

- Здесь, в Дедвуде, - сказал он оттуда, - не так уж много женщин... Лучше, если вы запрете свою дверь. - Он указал на деревянные брусья, стоящие возле двери, у стенки. - Спокойной ночи, мисс. Я счастлив, что вы остановились у нас.

- Спасибо, мистер Пиплз. Доброй ночи.

Когда дверь за ним закрылась, Сара потрогала руками грубые тяжелые брусья и железные скобы по обеим сторонам от дверей. С трудом подняла эти бревна, вставила в отверстия, после чего повернулась, оглядела полутемную комнату и вздохнула с облегчением: часть дела сделана.

Она опустилась на край кровати, подпрыгнула на ней несколько раз и опрокинулась на спину, закинув руку за голову. Глаза у нее сами закрылись. Из пяти ночей, проведенных в пути, лишь в двух случаях удалось поспать в кровати; еще две ночи - на полу в помещении придорожной станции, завернувшись в свое одеяло, и одну ночь - на жестком сиденье в дилижансе, выпрямившись, как складной плотницкий метр. Последний раз она ела в Хилл-Сити, десять часов назад, а не мылась как следует - о Боже! - уже целых девять суток, с самого Сент-Луиса, и, наверное, запах от нее, как от старого коня!..

"Не спи, Сара. Вставай! - велела она себе. - Твой день еще не окончен".

Подавив стон, она заставила себя подняться, встать на ноги. Кувшин и таз на этажерке были пусты. В коридоре тоже воды не могло сейчас быть: "только утром", было ей сказано мистером Пиплзом. Что оставалось делать? Она отряхнула пыль с дорожного платья, причесала волосы, протерла лицо сухим платком. Снова надела шляпку, заколола булавкой, взяла свой кисейный кошелек, в котором лежали чеки, отцовские часы, ручка и пузырек с чернилами, отодвинула дверные засовы и вышла из комнаты.

Когда она проходила через нижний холл, Сэм Пиплз испуганно воскликнул:

- Вам не следует выходить одной на улицу в такое время, мэм!

На что она ответила:

- Я приехала сюда одна из Сент-Луиса, мистер Пиплз. И вполне могу за себя постоять. А кроме того, где-то здесь в городе моя родная сестра, которую я не видела целых пять лет. Я собираюсь разыскать ее сегодня же и, если надо, разбудить...

Назойливый шум по-прежнему доносился со стороны салуна "Эврика". Тротуары, если их можно было так назвать, то и дело прерывались - их наличие зависело от желания и возможностей владельца того или иного дома и участка земли возле него. Шагая по середине Главной улицы, она мысленно составляла уже передовицу для газеты, посвященную тротуарам города, их ширине и высоте и обязательности их сооружения для каждого домовладельца... И еще - уличные фонари. Городу необходимы фонари и фонарщик, который будет их зажигать и тушить в сумерках и на рассвете... Да, суть ее работы начинает проясняться!

Несмотря на доносившиеся звуки людских голосов, город, освещенный лишь бликами света, падавшими из окон салуна на спящих возле веранды лошадей, производил жутковатое впечатление. Сара подняла голову кверху Узкая полоса звезд светила оттуда, а по сторонам была тьма - словно черные занавески на окнах вдовьего жилища, - тьма, отделяющая Дедвуд от остального мира. Но в этой тьме Сара могла различить еще более темные пятна сосновых рощ на окружавших город склонах, и более светлые - там, где на склонах не росло ничего. Стволы сосен высились и по краям улицы, ветер свистел в их ветвях, холодный ветер позднего сентября, он вздувал юбки Сары, он нес запахи пищи, запахи дыма и конского навоза.

Сара зажала нос и ускорила шаги, а в голове у нее уже созрела тема для новой передовой статьи в газете.

Она миновала посудную лавку, овощной магазин, парикмахерскую, табачную лавку, магазин скобяных изделий, бесчисленное количество питейных заведений, после чего её удивленным глазам предстало большое освещенное снаружи здание театра (да, театра!) и афиша на нем, извещающая, что здесь дают пьесу "Мухи в сорняках" Джона Брохама. С улыбкой Сара задержалась у афиши и перечитала ее. "Так... Прекрасно... Очаги культуры..." К ее изумлению, в следующем квартале высился еще один театр - "Белла Юнион"!.. Впервые с момента прибытия в город она почувствовала нечто вроде воодушевления... Да, но где же церковь? Школа? В городе такого размера должно быть немало детей. Надо будет срочно выяснить, сколько именно...