Кэтрин Блэр - Битва за любовь Страница 3

— Это говорит только об одном, — резко ответила она, — Юарт не был создан для брака с обычной женщиной. Я хотела быть женой, а не болельщицей.

— Вы просили его оставить автогонки?

— Разумеется, просила, но он не мог смотреть на события, не участвуя в них.

— Он был дурак, — прозвучало резкое заключение, и наступила тишина, пока слуга — француз средних лет в белом пиджаке и черных брюках — не кончил сервировать чай с бутербродами и печеньем. Когда он собрался уходить, Леон Верендер задержал его и представил: — Мой дворецкий — Антуан. Антуан, это жена моего сына.

Маленький брюнет улыбнулся с поклоном, пробормотав:

— Мадам… — и исчез.

— Мне разливать чай? — спросила Кэтрин.

— Черный с лимоном для меня. И никаких там угощений. Самое плохое, если ты богат и в годах, — это пища, которую не можешь есть, поздний сон, который тебе вреден, и прихлебатели, от которых не спастись. — Он взял чашку, глядя, как она ставит тяжелый серебряный чайник на подставку и опускает кубик сахара в свою чашку.

— Прошло несколько лет с тех пор, как вы отказались признать наш брак. Почему вы были так неуступчивы?

— А у меня для Юарта уже была подобрана невеста. У него не было способностей к делам, но было слишком много гоночных машин. Однако он — Верендер, и я желал для него достойного брака. Девушка была дочерью графа. Смотреть особо было не на что, но мне нужна была именно такая сноха: голубая кровь, традиции, ну и все прочее. Юарт всегда был упрям как осел, так что я не был сильно удивлен, когда он сообщил, что собирается жениться на девице, работающей в детском саду. Я представил себе хорошенькую пустышку, которая будет пилить его, пока не заставит привезти себя сюда, чтобы испробовать свои чары на мне. Я был совершенно уверен, что вы за него вышли из-за его перспектив.

— И вы глубоко ошибались.

— Может быть. — В улыбке пожилого джентльмена проглядывало явное злорадство. — Держу пари, что, когда вы узнали о решении Юарта назначить меня опекуном, вы просто сбесились. А знаете, почему он это сделал?

— Да. Он хотел, чтобы Тимоти мог учиться в лучших школах, а потом в университете. — Она взглянула ему прямо в глаза: — Это я приму от вас — финансовую помощь для Тимоти.

— Вам придется принять не только это, моя милая, — медовым тоном объявил он. — Вам придется жить здесь, если только вы не решитесь отказаться от ребенка.

— Этого я никогда не сделаю, конечно, — ровно сказала она, чувствуя, как зашумела кровь в ушах. — Вы бросили своего сына, когда он пошел наперекор вашей воле; вы вполне можете так же поступить и с внуком.

— Это отнюдь не логично. Когда Юарт был мальчиком, я был финансовым столпом в Сити. Я занимал пост директора в тридцати компаниях и был финансовым советником в нескольких крупнейших корпорациях Британии. У меня не было и минуты для бедняжки жены и Юарта. В шестнадцать лет он уже ездил на собственном автомобиле, без прав, разумеется. В двадцать — выступал в гонках и получал награды. Я наполовину возмущался им, а наполовину гордился. Не было у меня времени быть ему отцом. — Пауза. Он отхлебнул чаю с лимоном. — Теперь могу посвятить достаточно времени внуку. Я хочу, чтобы он вырос сильным и уверенным в себе; хочу, чтобы из него получился человек, который оставит свой след в мире.

— А я хочу, чтобы он был счастливым, — сказала Кэтрин. — Только и всего.

Он сделал гримасу:

— Что такое счастье? Кое-какое образование, какая-то работенка, жена и трое детей? Это ваше представление, но не мое. Счастье в том, чтобы максимально использовать свой ум, заставить людей уважать и нуждаться в тебе, быть на таком посту, где твое слово будет решающим.

— То есть счастье — это власть, — прокомментировала она. — Я не хочу этого для Тимоти. Приличное образование, любовь — и ему будет хорошо.

— Н-ну!.. Мальчик прямо отражение ваших глупых бабских идей. Он даже выглядит, как вы!

Кэтрин раздраженно поставила чашку на блюдце:

— А почему бы и нет? Мне всегда говорили, что он прекрасный мальчик!

— Слишком прекрасный, а скоро совсем станет маменькиным сынком! Вот когда он закалится…

— Да ему только четыре года!

— …И перестанет выглядеть таким вялым…

— Но у нас был нелегкий перелет из Лондона!

— Ну, это, конечно, многое объясняет, но ему давно пора бросить куклы, а не ходить, прижав их к груди. Да он сейчас должен лазить по деревьям и разбивать окна!

— Я скажу ему, чтобы он так и сделал — разбил одно из этих окон. Как только он завтра встанет, так и скажу.

— Я вам скажу!.. Судя по вашему виду, вы сейчас вполне можете переколотить здесь все окна, но смотрите, чтобы Тимоти изволил уважать этот дом. Тимоти!.. — с издевательским выражением повторил он. — Это кто же дал ему такое имя?

Она быстро встала из кресла:

— Вы просто невозможны! Если вы не хотите примириться со мной, зачем вы пригласили меня сюда приехать?

— Затем, что в таком возрасте ребенку абсолютно необходима мать, и еще затем, что так уж случилось — вы моя невестка, нравится вам это или нет. Сядьте.

— Спасибо, я постою.

— Тогда мне тоже придется стоять?! — прорычал он. — Я терпеть не могу сцен! Я пригласил вас сюда не для того, чтобы ссориться с вами, но вы должны с самого начала понять: я не какой-нибудь сентиментальный старичок, который тает при мысли, что, наконец, у него есть дочка. Мне не нужна дочь. Мне нужен сын — настоящий сын, а не добропорядочный мальчик с чистыми коленками и кудряшками. И помните: по закону я имею такое же право на его воспитание, как и вы.

— Закон, конечно, это закон… Он вынудил меня привезти сюда Тимоти, но он не сможет заставить меня изменить мои представления о воспитании. Мой отец умер не так давно, и теперь вы — его единственный дедушка. Ради Тимоти я была готова приехать сюда, потому что и сама понимаю: ему нужен кто-то как образец для подражания. Но если вы собираетесь сделать его несчастным, предъявляя ему непомерные требования, мне придется вмешаться.

— Ну-ну!.. Не вам тягаться с Леоном Верендером, — нетерпеливо сказал он. — И вообще, пересмотрите ваши взгляды на воспитание. Я не потерплю, чтобы мой внук вырос человеком, боящимся жизни. Нет более жалкого зрелища, чем мальчик под юбкой у своей мамаши.

— Я не трясусь над ним, — твердо сказала она. — Вы судите о Тимоти после двух минут общения. Он такой же, как все четырехлетние дети, которые выросли без братьев и сестер. У него было мало приятелей, но…

— Таких же, как он, не сомневаюсь. Много проку было для него от таких! Нет, здесь он будет расти на свободе. Он научится ездить верхом и управлять яхтой. Он будет ходить в море на яхте, и если его будет мутить — черт возьми! — я снова пошлю его в море, пока он не привыкнет. Так рос я — и научился добиваться всего, чего хочу.