Сюзан Бэрри - Так дорог моему сердцу Страница 3

У лифта Вирджиния еще раз заглянула в строгие темные глаза человека, который ждал, чтобы пожелать ей спокойной ночи, и попыталась застенчиво его поблагодарить.

— Вы были так любезны, — сказала она.

— Не стоит благодарности.

Лифт отвез ее к номеру на третьем этаже. Войдя в комнату, она почувствовала, как безумно устала, как у нее кошмарно разболелась голова. Мысли бессвязно путались, пока она раздевалась. Кровать была слишком велика для нее, но так восхитительно мягка и удобна, что она тут же заснула, забыв даже выключить свет.

Глава вторая

Утром, к своему большому разочарованию Вирджиния проснулась поздно, и вместо того, чтобы приятно провести часок, разглядывая новые и необычные магазинчики, заполненные занимательными пустяками, ей пришлось бежать на встречу с доктором Хансоном. Она обещала купить Лизе пижаму и журналы, но пока это пришлось отложить.

Обстановка в доме доктора Хансона была достаточно аскетичной, чего она более-менее ожидала, но в приемной стояли чаши с цветами, а на стенах висели акварели, подобранные с большим вкусом. Они придавали немного живости суровым стенам, а несколько предметов дельфтского фаянса на столике из темного дуба выглядели по-домашнему уютно и мило.

Секретарь расспросил Вирджинию и проводил в кабинет доктора Хансона. Он сидел за столом и не сразу поднял глаза. Вирджиния будто приросла к месту, едва сдержав удивленный возглас. Доктор медленно поднял лицо, оглядел ее спокойными глазами и слегка улыбнулся.

— Присаживайтесь, мисс Хольт.

Он поднялся из-за стола и стоял, пока не увидел, что она села.

— Как ваша голова?

— О, лучше, намного лучше. — Ее изумление проходило, но смущение, которое пришло вместе с ним, осталось.

— То есть, она еще побаливает… — осторожно поднося пальцы к опухоли, из-за которой нельзя было надеть шляпу, — до нее больно дотрагиваться. Но я так хорошо спала этой ночью, что опоздала сегодня утром, и, право же, я об этом почти не думаю.

— Отлично, — сказал он. — Вам хорошенько вчера досталось, но я же сказал, что сегодня вы будете чувствовать себя лучше, не так ли?

На самом деле он подумал, что она выглядит необыкновенной свежей в своем простом, но изящном костюме с блузкой бледно-желтого цвета, пуританский воротник которой она выпустила поверх костюма. Солнечный свет, который струился в комнату, играл золотыми отблесками на ее волосах, а серые глаза глядели робко, от чего становились особенно привлекательными.

— Вам бы хотелось знать, было ли мне известно вчерашним вечером, кто вы такая, не правда ли? — наконец сказал он, снова улыбаясь. — В то время нет, но потом выяснил у приемного стола.

Он передал ей серебряный портсигар и потом наклонился через стол, чтобы она могла прикурить от его зажигалки. Его темные глаза весело сверкали.

— Вы моложе своей сестры, не так ли, мисс Хольт?

— Почему же, нет, — ответила она. — На самом деле я почти на четыре года ее старше. Но иногда Лиза кажется немного… ну, она более серьезно относится к жизни, ведь после несчастного случая она была не слишком счастлива…

Это было значительное преуменьшение, но, по крайней мере, оно позволило без дальнейших проволочек заговорить о Лизе. Сердце Вирджинии тревожно забилось от желания узнать, что он думал о шансах ее любимой младшей сестренки, его лицо стало вдруг строгим и задумчивым, и он посмотрел на свой стол, где лежала небольшая стопка аккуратно отпечатанных писем, ожидавших его подписи.

Он взял свою перьевую ручку и несколько мгновений вертел ее в руках. Его руки были прекрасны — прекрасной формы и отлично ухожены, с чувствительными кончиками длинных пальцев, в запястьях под безупречно чистыми манжетами была видна сила и мужество.

— Мисс Лиза, насколько я понимаю, стремится давать фортепианные концерты? — сказал он.

— Она стремилась, — тихо ответила Вирджиния.

Он все еще смотрел на стол.

— А если эти амбиции не будут реализованы, как вы думаете, она не из того типа людей, которые отказываются думать о любой другой карьере или любом другом образе жизни, который не включает музыку? Как вы считаете, музыка — это вся ее жизнь или со временем она привыкнет слушать ее, а не творить? Она молода — вполне возможно, что однажды она выйдет замуж…

— Я не думаю, что Лиза когда-нибудь посчитает брак достаточной компенсацией за музыкальную карьеру, — медленно сказала Вирджиния, и она была честна.

— Правда? — он вдруг пристально посмотрел на нее.

— А вы честолюбивы, мисс Хольт? Может быть, это у вас в крови?

— О, нет — ее щеки порозовели под его внимательным взглядом. — Семья у нас не блестящая, и я думаю, что поэтому мы так гордимся Лизой, так ужасно гордимся!.. — ее глаза умоляли его. — Есть ли какая-то надежда, доктор Хансон? Она будет… она будет играть снова? То есть, если вы решите оперировать?

— Я буду вполне откровенен с вами, мисс Хольт, — он закурил другую сигарету. — Я вполне уверен, что могу практически полностью восстановить функции правой руки вашей сестры. В этом нет сомнений. Но смогу ли я вернуть такую гибкость пальцев, которая со временем позволит ей сделаться выдающейся пианисткой, это другой вопрос. Почти не вызывает сомнений то, что она будет играть достаточно хорошо, чтобы стать первоклассным учителем музыки, если необходимо! Но учитель музыки — это не то место, которое она нашла для себя в своем воображении, не так ли? Это не то, чего вы все для нее хотите?

Да, они хотели для нее совсем другого. Надежды семьи были безграничны в том, что касалось Лизы, и даже сейчас они все еще надеялись… И это была надежда, и только надежда, которая скрывалась за стойкостью Лизы, только она была причиной того, что Лиза согласилась претерпеть все. Но если не было шанса…

Вирджиния попыталась пояснить доктору Хансону, как Лиза смотрела на жизнь, раскрыть ее полную решимости натуру и потребность отдаваться целиком любимому делу. Как она была поглощена своими стремлениями.

«Если она когда-нибудь влюбится — подумала Вирджиния — то это будет любовь, которая поглотит ее также, как музыка. Она отметет все препятствия перед собой, даже, быть может, те вещи, которые сейчас были близки ее сердцу, и любая малейшая преграда на пути к цели Лизе совсем не покажется преградой. Ибо такой уж она родилась. Огромная сила духа в хрупком теле. Это часто сбивало с толку некоторых людей, могло ввести в заблуждение и доктора Хансона».

Он, в свою очередь, с вниманием слушал все то, что Вирджиния сочла необходимым рассказать о своей сестре. Казалось, он не сочувствовал Лизе, потому что его лицо оставалось беспристрастным.