Анри Труаия - Снег в трауре Страница 3

– Посмотрите, кто идет! – закричал Колоз:

– Что, привел свое стадо? Ни одной овцы не украли?

– Кто же станет у меня красть? Я, же не ворую ни у кого.

– Ну, ты у нас особая статья!

Послышался смех. Исай смутился. Он не мог понять, хвалили они его или смеялись над ним. Так он и стоял, переминаясь с ноги на ногу, безвольно опустив руки, склонив голову. Потом пробормотал:

– Они у меня молодцы. Три часа шли без передышки и ни одна не хромает.

Но ему никто не ответил. На него больше не обращали внимания. Все снова повернулись в сторону гор, – А куда вы смотрите? Что случилось?

– По радио, в кафе Жозефа', сказали, что прошлой ночью в горах упал самолет, – ответил Колоз. – Вот, смотрим, где он. Но что-то не видно. Наверное, он с другой стороны.

– Самолет? – переспросил Исай. – Откуда?

Колоз приосанился. Усы встали ежиком.

Взгляд сделался неподвижным, и он сказал с важным видом:

– Самолет следовал из Индии.

Исай сощурился и тоже посмотрел на горы.

– Ты только подумай! – воскликнул Жозеф. – Лететь из самой Индии и разбиться в наших горах! Вот ведь как бывает!

Овцы блеяли, Исай смотрел во все глаза на заснеженный, сверкающий склон.

– Совсем ничего не видно.

– Да, несчастье! – вздохнул Бардю. – Недаром я не люблю эти самолеты. То ли дело пара хороших ботинок! Тише едешь – да дальше будешь! А какая завтра погода, Исай?

Исаю было приятно, что Бардю справляется у него о погоде. Для стариков он еще кое-что значит. Они еще помнят его.

– Ветер переменится. Ночью будет небольшой снегопад.

– А где Марселен? Ты не взял его с собой?

– Нет. Он в городе. Он.., он ищет работу.

– Вот небось умаялся, бедняга!

Снова раздался взрыв смеха. Исай смеялся вместе со всеми, сам не зная почему.

– Ладно, пойду! – сказал он наконец. – Овцы совсем истомились. Всем привет!

Он махнул рукой, щелкнул языком и пошел своей дорогой, а овцы потянулись следом. Его дом стоял на отшибе, в километре от деревни, на хуторе Старых Холостяков.

Хутор – четыре развалюхи – пустовал, кроме них с братом там никто не жил. Три других дома пришли в упадок без женских рук.

Так уж получилось. Не игрались свадьбы.

Не рождались дети. Мужчины разъехались кто куда или состарились бобылями и умерли, оставив после себя холодную конуру.

Сквозь провалившиеся крыши, раскрытые окна и двери ветер гнал набухший от дождя мусор. Пожухлая трава пробивалась из-под рассохшихся порогов. Рядом с этими старыми развалинами дом Исая Воданя выглядел вполне крепким и уютным. Первый этаж был сложен из неотесанных камней, скрепленных известковым раствором, сверху к нему пристроена кладовая из лиственничных бревен. Поверх широкой покатой ладной крыши лежал шифер, прикрывающий плохо подогнанные доски. В небо поднималась большая, обшитая дранкой, труба. Справа от двери, под навесом, крепостным валом из светлой пахучей древесины лежала аккуратная поленница. Амбар – квадратный сарай из потемневшего от времени бруса – во избежание пожаров был выстроен подальше от дома и поднят над землей на четырех сваях от набегов крыс и лесных мышей. Внутри амбара хранились запасы сушеного мяса, овса, ржи, старая одежда умерших, новая одежда живых и целая куча незаменимого старья.

Над домом, со стороны гор, возвышалась дамба из крупных валунов, закрывающая жилье от лавин. Беда всегда приходила с этой стороны. По привычке, прежде чем войти в дом, Исай взглянул на подпирающие небо гранитные пики. Красный слепящий солнечный луч скользнул по низине и отступил к вершинам гор. Над снежным куполом плыла большая огненная туча. А внизу, в расщелины между камнями, спустились сумерки. Блестящие нити водопадов обернулись седыми прядями. Серебристые лезвия ледника теряли отточенность и яркость и превращались в ровное тусклое месиво. Леса у его подножия наполнялись ночной тьмой, расплывались очертания альпийских лугов, заросшие травой валуны напоминали круглые понурые лбы. Исай покачал головой:

«Да, плохи дела в горах.., погода портится...»

Он открыл дверь. Овцы, толкаясь, побежали в хлев. Он заранее приготовил им подстилку из еловых веток и сухих березовых листьев, до краев наполнил сеном ясли, поменял на заре перед уходом воду. Теплая душистая полутьма приняла дрожащих от усталости странниц. Две козы, стоявшие в глубине, срывающимися голосами заспорили с этой ордой, вторгшейся в их владения после шести месяцев отсутствия. Ягнята, родившиеся в горах и не знавшие обычаев оседлой жизни, натыкались на стены, блеяли от страха и жались к бокам матерей.

– Да, угомонитесь вы! – смеясь, прикрикнул на них Исай. – Всем места хватит!

Раньше всего надо было подоить коз. Вымя у них отяжелело. Он подставил деревянное ведро и потянул за сосцы. Из-под грубых пальцев потекло белое пенистое молоко.

Потом он толкнул дверцу с большими щелями, отделявшую хлев от кухни, и поставил полное ведро на стол. Свет проникал в большую комнату через маленькое квадратное окошко с деревянным переплетом и расширяющийся книзу дымоход, выходивший прямо на крышу и наполовину прикрытый заслонкой. Изнутри дымоход почернел от сажи. Внизу под ним располагался камин: он состоял из чугунной плиты, положенной на каменное полое основание. Над камином, на самодельной вешалке из корявого сука с растопыренными ветками, сушилось белье.

Между потолочными балками пробивались пучки соломы. Из погреба тянуло грибами и кислым молоком. Исай выпил стакан молока, развел огонь и поставил на плиту кастрюлю с недоеденным супом. Ветром дым относило обратно в комнату. Исай закашлялся и, ворча, потянул стержень, поворачивающий заслонку. Поднялась черная пыль и мелким дождем посыпалась на камин. Мало-помалу тяга становилась, воздух очистился, стало легче дышать. Тогда Исай сел за стол и начал есть. Он глотал горячий суп и ни о чем не думал. Его взгляд скользил по остановившемуся маятнику в высоком резном корпусе, колченогому буфету, заставленному выщербленной посудой, настенному календарю почтового ведомства, висевшему между двумя ледорубами и по стоявшей у двери этажерке с семейными дневниками, старыми газетами, чернильницей и словарем Марселена. Тьма стирала контуры предметов, так успокаивающих его. Когда комната окончательно погрузилась в темноту, Исай встал и зажег керосиновую лампу. В деревне уже провели электричество, но муниципалитет не захотел протянуть линию до хутора, где было всего два жителя. Маленькое пламя коптило под стеклянным колпаком. Из-под двери несло холодом. Ветер со свистом разбивался об угол дома. В задумчивости Исай доел кусок сыра, поковырял кончиком ножа в зубах, подхватил за дужки ведро с молоком и спустил его в погреб. Завтра он перельет молоко в медный котел, потом сварит сыр. На ближайшие дни накопилось много работы; надо будет распилить дрова, нарезать дранки, заколоть и засолить овцу, сплести корзину... Когда он поднялся из погреба, лампа уже догорала, опавший фитиль впитывал последние капли керосина. «Что же делать теперь?» – подумал Исай. Лечь или все-таки дождаться брата? Марселен не сказал, когда придет. Он только кинул: «До вечера!» Наверное, друзья позвали его ужинать, и он доберется до дома поздно ночью.