Ведьма - Мария Зайцева Страница 3

А он смотрит, смотрит, смотрит на меня… И тянется, не руками уже, нет… И я думаю: пускай. Пускай берет. Хотя бы раз. Ну сколько можно, сколько? А так, хотя бы напоследок радость почувствую. От того, что отдаю. Болезненную, сладкую радость. Эмоции змейки на раскаленном камне.

Я толкаюсь к нему навстречу.

Подхватывает. Обнимает, кажется, всю. Обвивает собой, как ствол дерева могучий прячет от гибели нежный росток.

– Тамара… – шепчет, целуя лицо, шею, грудь, опускаясь вместе со мной на кровать. А я принимаю его поцелуи-ожоги, с радостью отдавая все, что у меня оставалось. Хотя бы раз, бабушка, хотя бы разочек. Чтоб не сторонней наблюдательницей. Нет. А как они, эти парень и девушка. Такие чистые. Такие искренние. Такие живые.

И тут во дворе рычит Мальчик. Тихо и страшно. На чужака.

И я тут же понимаю, за кем пришел чужак.

Матвей подскакивает и бежит во двор. А я не тороплюсь. Отдышавшись немного, прихожу в себя и прибираю раздернутую на груди сорочку.

Бабушка, ты меня уберегла, да? Не скажу тебе спасибо, прости.

Пришлый, оставшийся чудом в живых, после ласки Мальчика, быстро рассказывает все, чего знал. Мне даже и делать ничего не приходится, настолько бесхитростная душа. Хотя и убийца, конечно. Мерзкий. Воняет кровью от рук. Не могу его в доме терпеть, в сарае заперли, рядом с Мальчиком. Тому в радость посторожить.

Парень с девушкой уехали утром. Провожаю их, как положено. Даже не желаю ничего. Им не требуется этого. У них все есть.

А на обратном пути под колеса мотоцикла выскакивает заяц. Я виляю и ухожу в дерево. И лежу неподвижно, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. И думая только о том, что вот оно. Мне даже любить не понадобилось, чтоб удача моя, сила моя ушла. Достаточно просто намерения. Какая глупость. Зачем нас прервали той ночью? А теперь… И не узнаю, каково это, любить. Не в одной постели валяться, без радости душевной, а именно любить. И отдавать себя. С радостью и болью.

Я смотрю в синее-синее небо над головой и отчего-то думаю, что глаза у Матвея такие же, синие. И глубокие. Почему я раньше не видела этого? Улыбку его тихую – видела. Плечи широкие – видела. Губы твердые и волнительные… Пальцы длинные и крепкие… Задумывается – шрам почесывает… Хлеб режет – нож держит по-особому… Ходит тихо и быстро, неутомимо… Пахнет – теплом нагретого на солнце камня… Погубила я себя. Не знала, что, чтоб себя отдать, не обязательно физически это делать. Хватит и того, что смотрела, думала, от взглядов дрожала, во сне видела… Хватит для погибели.

Он меня находит.

Просто отчего-то начинает переживать и выдвигается навстречу. Видит мотоцикл на обочине. Кидается. Берет на руки, ощупывает, говорит что-то тревожно, спрашивает, где болит.

А я смотрю и не могу никак объяснить. Что везде болит. Сладко болит, когда прикасается. И остро, когда нет.

Я тянусь к его губам. Сама. Пусть так. Лучше так. Чтоб сладко.

Он ошеломленно отвечает. И потом бормочет что-то про врачей, про скорую, про то, что дурак, что идиот, зачем отпустил, о чем думал, что ему не жить без меня, никак. А я слушаю и раздеваю его. Расстегиваю рубашку, снимаю тельник через голову, дергаю пряжку ремня.

Он замолкает, только когда я дотрагиваюсь до него там. Замирает, неверяще глядя на меня.

– Тамара…

– Пожалуйста… – прошу я, мягко опрокидывая его на траву. И садясь сверху. Он не может сдержать судорожного вздоха. А я – долгого сладкого стона. Он горячий и большой. Обжигает. Наверно, так и надо. Наверно, это правильно. Лучше – так. Чтоб было, о чем думать, о чем не жалеть.

– Тамара… Люблю тебя, люблю… – шепчет он, придерживая меня своими огромными ладонями за бедра, наклоняя к себе, целуя так огненно, так сладко. А я не могу остановиться, двигаясь все сильнее, все резче, а потом, в какой-то момент оказываюсь внизу, и его глаза, синие-синие, заменяют мне небо. И я кричу, громко и освобожденно, щедро делясь своей силой, отдавая ее всю, досуха, до самого донышка. И понимая в этот момент, что ради этого стоило так поступить. Стоило.

А потом… Потом происходит странное. Мы лежим в летнем лесу, измученные и счастливые. Матвей переворачивается вместе со мной, устраивая меня сверху.

И я закрываю глаза и ощущаю себя опять той самой маленькой змейкой на горячем камне. Я приползла к нему, обессиленная, изможденная после зимней спячки. И он радостно поделился со мной своим теплом. Напитал энергией и силой. Отдал гораздо больше, втройне больше, чем забрал. И это невероятно ощущение слияния, сплочения, жизни самой – самое правильное из всего, что я испытала в этой жизни.

Бабушка, как же так?

«А вот так, маленькая, – я, словно наяву, услышала ее тихий голос, почувствовала ее пальцы в волосах, плетущие мне косу, – просто так отдавать себя нельзя, погибель будет. А вот тому, кто тебе предназначен судьбою – нужно, сильнее станешь. И его сильным сделаешь. Здесь главное, не ошибиться, не искать своего в каждом встречном. Когда надо будет, сама поймешь…»

Я закрываю глаза и опускаю голову голову на широкую грудь своего мужчины, предназначенного мне судьбой.

Маленькая пещерная змейка, нашедшая свой теплый надежный камень.