Агония Хана - Ульяна Соболева Страница 3

Никогда я не слышала ничего более жуткого от него…Да, меня нет в его сердце. Там живет что угодно, но только не любовь даже к мертвой ко мне. Хан никогда бы никому не позволил прикоснуться к своей птичке. Он бы убил ее сам…Только я для него не птичка, а исчадие ада, и кому-то это на руку. Кто-то постарался убедить его в этом.

– Вот теперь в твоих глазах появилось то, что надо. Теперь в них появился страх. Прекращаем играть, верно? Начинаем показывать истинное лицо.

Но он ошибается, я не боюсь его, мне страшно, что…мы умерли. Что нас с ним больше нет, и этот изможденный и обезумевший человек не любит меня…он забыл, что значит любовь.

– Я и Тархан…

Не дает сказать, сдавливает снова горло так, что у меня темнеет перед глазами.

– Ты и Тархан. Это я уже понял. Ты и Сансар. Это я тоже уже понял.

Отрицательно качаю головой, но сказать ничего не могу. Он не дает.

– Даааа, я все понял. Сложил гребаные дважды два и понял, что ты есть такое. И знаешь, страшно стало мне.

Царапаю его запястья, хватаю воздух губами, я буквально чувствую, как они синеют и хватка слабнет, а я шепчу:

– Нет…все было не так…нет. Найди…найди Шамая. Заставь его сказать правду. Это он…он и Сансар…это он тогда вытянул меня из шахты, он.

– Лживая сука! Из шахты никого нельзя было вытянуть!

– Можно…послушай, прошу тебя, умоляю. Там был ход, сбоку. Едва я спустилась и закрыли крышку, меня потянули вбок и закрыли мне рот чем-то едким, я отключилась, а лифт поехал вниз. Больше я ничего не помню…Спроси у Шамая. Это он. Это был он.

– Шамай мертв!

Я судорожно сглотнула и замерла.

– Они все мертвы. Шамай, его гребаная жена, их дочь, их бизнес. Я все похоронил под толстым слоем пепла. Можешь плакать… я таки убил твоих приемных родителей. Плачь или скажи мне спасибо.

По моим щекам катятся слезы, и не потому, что они погибли…эти лживые люди, которые ради денег играли для меня спектакль, я плачу, потому что трусливый Шамай был моей единственной надеждой, и он мог сказать Хану правду.

– А теперь…теперь говори мне, куда вы дели Эрдэнэ? Где ты спрятала мою дочь, тварь? Или что сотворила с ней! Если не скажешь, тебя будут пытать!

Какие жуткие у него глаза. В них не осталось света, любви только мрак и мертвый холод, и мне кажется, что по моим щекам тоже катится лед. Он замораживает меня, заковывает мое сердце в безумный холод. И я не плачу, я замерзаю, я превращаюсь в камень рядом с ним. Даже когда…когда я думала, что он мертв, мне не было так больно, как сейчас. Как же так, Хан? Как же так? Я бы почувствовала тебя душой, я бы узнала тебя среди миллиона других с закрытыми глазами, а ты…ты смотришь мне в глаза и не видишь. Как слепец, как глухонемой, как с ампутированным сердцем. Что там у тебя в груди? Черная дыра, кишащая червями? Где мой Хан? Что ты с ним сделал?

– Как ты мог подумать, что я причиню зло Эрдэнэ? Как?

– Ты причинила! Я знаю! Больше было некому! Ты это обговаривала с Дьяволом там…у Сансара? Ты говорила с ней? Как тебе удалось…как?

Сдавил мое лицо пальцами и наклонился ко мне так низко, что теперь его зрачки были в миллиметре от моих. Страшные, черные болота, в которых я тону, и мне до боли холодно.

– Нет… я просто помогла ему, забинтовала руку. Я не знаю, где Эрдэнэ! Если бы знала, я бы первая сказала тебе!

– Знаешь! – зашипел мне в лицо. – Знаешь и начнешь говорить! Я найду способ развязать тебе язык – например, его отрезать! Ты избавилась от нее, чтоб не мешала тебе обрабатывать меня? Чтобы отомстить за нападение кошки?

– Она…она не напала на меня! Кошка меня не тронула! Это…это хотела сказать тебе твоя дочь, когда ты прогнал ее. Она хотела сказать, что тигрица меня не тронула!

– Еще секунду, и разорвала бы на ошметки!

– Давай проверим! Я могу прямо сейчас войти к ним в клетку, и они меня не тронут!

– Именно так я и сделаю. Но позже. Отправлю тебя к ним на съедение, чтоб обглодали твои кости. Когда забудут твой запах…Я знаю, как их заставили тебя принять. Им вместе с мясом приносили твои вещи. Я нашел там… в вольере твое белье, твои тряпки. Кто тебя надоумил? Дьявол! Ооо, он много знает про кошек. ОН как-то торговал ими. В доме есть предатель, и я узнаю, кто тебе помогает!

Говорит и толкает меня к стене, нажимая на плечи.

– Если носить зверю свежее мясо на протяжении нескольких дней вместе с тряпками, источающими запах чужого тела, он не тронет, и потому что не голоден, и потому что зверь умен и не нападает на того, кто его кормит! Он будет узнавать запах и ассоциировать с человеком, который его кормит!

Я отрицательно качала головой. Почему…почему у него так легко все сходится. Он находит тысячу доказательств тому, что это не я…и ни одного тому, чтобы допустить хотя бы малейшую возможность, что Ангаахай жива.

– Где…где вся твоя любовь, Тамер…

Глаза дьявольски блеснули, и я осеклась. Я больше не могу назвать его по имени. Настолько любимом имени, что я так назвала своего старшего сына. Мои сыновья…как я скучала по ним, как я хочу их увидеть! Но никто мне не даст к ним приблизиться. Даже если я начну ползать на коленях.

– Хан. Где она. Твоя любовь? Ты разве не чувствуешь больше, что подсказывает тебе твой разум?.. Неужели ты не допускаешь мысли, что тебя обманули, что этот тест ДНК ложь?

– И где она бы взяла еще одни такие же волосы, как у тебя?

– А где я возьму такие волосы, как у нее?

– Они…они похожи…но это не ее волосы! Или останки…кости, остатки одежды…те, что принадлежали моей жене – это ошибка? А ты со шрамами в тех местах, где их не было, и с отсутствием там, где были. Разве ты не плод стараний прекрасного пластического хирурга…Даже больше!

Рявкнул мне в лицо.

– Я нашел его и допросил! Он сказал, какую операцию сделал и как превратил тебя в нее! У меня даже есть фото «до». Твое гребаное фото «до». Хочешь, покажу?

– Нет! – всхлипнула и с ужасом поняла, что мне