Итого или грозовые облака (СИ) - Элеонора Лазарева Страница 3

теперь о ней редко кто вспоминал. И если раньше ее жалели, как незаслуженно обвиненную, то после уже осуждали и пели, под руководством той самой семейки, как убийцу и преступницу. Так что оставаться здесь ей не было резона по всем параметрам. Да Натка и не хотела, так как за эти дни уже сама ощущала какое-то тянущее зло и ненависть во всех учреждениях и в присутственных местах. В универе, когда забирала справку о неоконченном высшем образовании, видела вытянувшиеся лица некоторых преподов и даже секретарш. Они как будто удивлялись ее появлению и нехотя оформляли документы.

— Странно, что еще не плевали в след, — горько усмехалась Натка, видя их недовольные и иногда презрительные физиономии.

Только Терентьич, что приютил ее и сочувствовал, уговаривая не расстраиваться, не подрывал Наткины устои о здравом смысле и сердечности. Сидя на маленькой кухне с кружкой горячего чая, она могла внутренне расслабиться, но внешне была нахмуренной, зажатой и твердой. На уговоры тренера остаться, мотала головой.

— Нет, Терентьич, здесь мне нет места, — глухо отвечала она, грея руки о стенки кружки, — Хочу заново все. Хочу в Москву, тем более есть, где остановиться. А там посмотрим.

Терентьич слабо соглашался и вздыхал, он опять остается один. И как будто отвечая его тоскливым мыслям, Натка улыбалась и обещала, что устроившись, обязательно заберет его к себе, так как у нее теперь никого, кроме него. Тот смущался и сморкался в платок, отворачивая голову. Но Ната знала, он надеется на эту возможность и будет ее ждать, как ждал все эти годы. Ведь, и у него тоже никого нет, кроме нее. Провожая в столицу, Терентьич обещался ухаживать за могилками и стребовал с Натки слово обязательно писать ей и не пропадать. Та обнимала и даже заплакала, уткнувшись ему в плечо, как будто оставляла уже навсегда здесь и сейчас свою прежнюю жизнь.

Впереди у нее была Москва.

Глава 2

На Казанском вокзале было многолюдно и шумно. Натка вышла из вагона и, закинув рюкзак за спину и прихватив сумку с немногочисленными вещами, двинулась в сторону метро. Она должна была доехать до остановки Химки и там уже искать улицу и дом, где находилась Зинкина квартира и комната в ней. Ключ лежал в кармане, и она крепко сжимала его рукой, будто он был отмычкой дверей в ее новую жизнь, и она боялась его потерять.

Москва поразила ее суматохой, толчеей и холодностью. Это ощущалось не только в апрельской прохладной погоде, но и в равнодушных лицах вокруг. Некоторые были даже сердиты, как будто ты мешал им двигаться и жить. С большими трудами и расспросами, она добралась-таки до места и позвонила в обшарпанные двери второго этажа. Только после третьего звонка, она услышала хриплый женский голос.

— Кто там еще?

Послышались щелчки открывающихся замков, и в проеме двери Натка увидела неряшливую всклокоченную фигуру.

— Что надо? — женщина внимательно смотрела на девушку.

— Я от Зины. Можно? — спокойно проговорила Ната.

Та помолчала, оглядывая ее сверху вниз и обратно, и потом, качнув головой, открыла дверь.

— Заходи.

Натка прошла вперед, и женщина закрылась на замки, ворча под нос.

— Проходи. Что встала-то? — заскрипел голос сзади.

— Куда? — оглянулась Натка.

— Туда, — махнула рукой, — Дальше, в кухню.

Натка кивнула и пошла по узкому коридору. Справа были две двери, слева одна, перед ней две двери рядом.

— Ванна и уборная, — поняла она.

Поворот и вот уже кухня. Девушка остановилась и огляделась. Здесь явно давно не было ремонта. Стены и потолок не белены, с облупившейся краской, раковина убогая еще с советских времен с двумя кранами и соединенные потрескавшимся резиновым тройником, рядом две газовые плиты, на вид которым лет под пятьдесят. Поодаль у стен три кухонных стола заваленных грязной посудой, крошками, остатками продуктов. Рядом и в углу пустые разнокалиберные бутылки, горшки и кастрюли с крышками и без. Пол давно не мыт, запах соответствующий, окно запыленное с грязным подоконником.

— Садись, — ткнула женщина пальцем на один из замусоленных табуретов, — Рассказывай, кто ты и почем знаешь нашу Зинку. Ты тоже с зоны, где она чалится?

— Да, — ответила девушка, рассматривая сидящую напротив женщину.

Было ей около сорока, на первый взгляд. Опухшее и отекшее лицо говорило о недавней выпивке и о давнишнем подпитии, засаленный халат и встрепанные волосы о неряшливости хозяйки. И все вокруг указывало на то, что здесь живут люди опустившиеся и, возможно, уголовного толка. И хотя Зинка рассказывала, что ее квартира не была хазой, как говорят в том мире, все Наткой осмотренное вызывало в ней омерзение. Вздохнув, она рассказала о том, как они познакомились с хозяйкой той комнаты, где она теперь будет жить, и показала Зинкину расписку с разрешением временной регистрации, заверенной начальником тюрьмы и ключ от ее комнаты. Женщина выслушала ее, закурив кисло пахнувшую сигаретку, и помолчав, кивнула.

— Меня зовут Тома, Тамара, если хочешь, — протянула она Нате руку, — Все понятно. Занимай ее жилье, раз уж подруга. Здесь есть еще один сосед. Сегодня не придет, дежурит. Завтра с утра и познакомишься. Зовут дядька Митрий. Неплохой мужик, малопьющий. Я тоже, — она хмыкнула и затушила сигарету, — Не смотри сейчас так на меня. Вчера отмечали у соседки день варенья, — хохотнула она, — Ладно, иди и можешь осваиваться в комнате. Вот это, — она показала на один из захламленных столов, — Будет твой, полка тоже. Если что надо спрашивай. Моя комната напротив, поняла?

Натка кивнула. Томка дернула плечом, хмыкнула, еще раз окатив ее холодным взглядом, и ушла в свою комнату, хлопнув дверью. Девушка еще раз огляделась и, прихватив сумку и рюкзак, вышла в коридор. Эту дверь она сразу узнала, так как Зинка ее красочно описала. Выкрашенная в голубой цвет с синими разводами, она бросалась в глаза своей необычностью и вселяла уверенность в правдивости ее слов. Открыв, зашла и убедилась, что все так и есть. Небольшая комната, метров в шестнадцать, с одним окном. Чистенькая и светлая. Диван, круглый стол с четырьмя стульями вокруг и с темно красным старинным абажуром над ним, создавали какой-то своеобразный ретро уют, и если бы не шкаф-купе и современный холодильник, подумала бы, что попала в прошлые годы. На полу, возле дивана небольшой столик и старомодный торшер с большим светлым абажуром. Натка поставила сумки и открыла холодильник. Он был пуст.

— Ну, что, друг мой белый? Молчишь? — улыбнулась она, — Скоро будешь веселым и задорным, как затарю тебя.

Прикинув, что надо купить, она стукнула в дверь соседки.

— Тома!