По-другому - Юлия Резник Страница 3

– Ну, сняли и сняли… – примирительно замечаю я, вешая тот куда следует. – Это что, конец света?

О том, что в Костином УВД меняют начальника, он, конечно, рассказывал. Но я действительно не вижу в этом большой проблемы. Один, другой. Какая разница? Я так считаю – выполняй свою работу как следует, и у любого начальства будешь на хорошем счету.

Оборачиваюсь к мужу. А тот как-то странно на меня косится.

– Что?

– Ты, блядь, точно какая-то блаженная, – бросает небрежно.

– Да что не так-то? – удивляюсь я.

– То! С тем уже все схемы налажены были, а этот…

– Кость, ну какие схемы, а?

Тоже мне великий комбинатор. И, знаете, думаю, он считывает то, что я так и не произношу вслух. Не зря же стискивает зубы и зло дергает рукой, отмахиваясь от меня как от мухи.

– Пожрать че есть?

– Омлет приготовила. Слушай, как ты смотришь на то, чтобы сегодня куда-нибудь вместе сходить? Можно в пиццерию или…

– Вер, у тебя точно склероз. Я же говорил – у нас с мужиками баня заказана. Типа, корпоратив.

– Корпоратив без жен?

– А что вам там делать? – удивляется Костик.

И правда… Накладывая мужу омлет, я всеми силами стараюсь не разреветься.

Глава 2

– Погладишь мне рубашку?

– Постой, ты же хотел полувер надеть.

– Кажется, рубашка смотрится праздничней, нет?

– Какая разница, если вы голышом будете париться?

Рассыпанные у наших с Юлькой ног кубики невольно складываются в опасную комбинацию, я от греха подальше убираю злосчастную «й».

– И что? Мне туда как лоху ехать?!

Костик повышает голос, Юлька вжимает голову в плечи.

– Не ори! – шиплю я, поднимаясь с пола. – Давай, где там твоя рубашка? Она хоть чистая?

– А чего ей, грязной, в шкафу висеть?

– Не знаю. Это же тебе трудно отнести вещи в стирку.

– Я не пойму, Вер, ты спецом решила испоганить мне настроение? – психует Костик. Чтобы успокоиться, бестолково перебираю вешалки с нехитрым барахлом. Достаю любимую рубашку мужа. Голубую. Под цвет его глаз.

И правда, чего это я? Накрутила себя, и не могу успокоиться. В животе будто змеи свили гнездо – шевелятся мерзко и словно вверх по пищеводу ползут. Ощущения от этого еще те. Не стошнило бы.

– Просто выходной взяла. Думала, мы вместе побудем, – шепчу.

– Обязательно побудем. Это ж не последний выходной. Ты чего раскисла? Мне надо там быть, понимаешь?

Костик разворачивает меня к себе и примирительно обнимает.

– Вот прям надо? – иронично улыбаюсь я.

– Ну, да. Меринов обещал подъехать. Хочу посмотреть на него в неформальной обстановке. Понять, что он за фрукт.

– А кто у нас Меринов?

– Так новый начальник, Вер! Я же, бл… – затыкаю Косте пальцем губы, чтобы не вздумал материться при дочке. Муж раздраженно закатывает глаза. – Тебе рассказывал!

– У меня туго с запоминанием имен, – пожимаю плечами. – Гладилку достань, пожалуйста.

Пока Костик, чертыхаясь, возится в кладовке, набираю дистиллированную воду в утюг.

– Какой слог, Юль?

– Ба!

– Правильно. А теперь переставь кубики местами.

Втыкаю вилку в розетку. Беру брюки, аккуратно складываю, чтобы проутюжить точно по имеющимся стрелкам, но что-то мешает. Без задней мысли просовываю руку в карман и, даже не достав, понимаю, что это – презервативы. Костик за спиной гремит, раскладывая гладилку. А я стою, застыв как соляной столб.

– Готово.

– П-проверь карманы, – шепчу. – Брюки тоже нужно погладить. Юль, какой слог?

– Три!

– Нет. Это буква «з». Как будет «з» и «у»?

Как ни в чем не бывало, переговариваясь с дочкой, глажу мужу рубашку. Утюг у нас оставляет желать лучшего. Пар столбом – не прикрутить. Так что надо еще умудриться не наставить на ткани пятен. Зато на клубы горячего пара можно списать мои горящие щеки. И занятые тяжелым утюгом руки почти не трясутся.

В тихой истерике палю Костика в отражении зеркала. Тот крутится перед ним хуже бабы, укладывает волосы гелем, потом обильно поливается туалетной водой, которую я ему на день рождения подарила. И если раньше я бы даже внимания на это не обратила, то сейчас...

– Вот возьми. Одну минуту.

Отдаю Костику злосчастную рубашку и бегу в ванную в полной уверенности, что меня все же стошнит, но пока добегаю, позывы к рвоте проходят. Отдышавшись, включаю холодную воду и подставляю запястья под ледяную струю. Глаза лихорадочно горят. Щеки пылают. Остужая кипящую ревность, прикладываю ноющие от холода ладони к лицу. Убеждаю себя, что это вообще ничего не значит. Ну, глупо ведь! Что, ему уже и духами воспользоваться нельзя, чтобы мне в голову всякая чушь не лезла?! Это все Ирка – накрутила меня. И хабалка с красным маникюром – мой Костечка то, мой Костечка это. И конечно, злосчастный корпоратив. Все одно к одному! А вишенкой на торте – резинки.

– Вер, ты там утонула?! Я ухожу.

– Хорошо вам погулять! – кричу, не в силах себя заставить проводить мужа. Мне вообще кажется, если я выйду, то он никуда не пойдет. Не пущу! Устрою безобразную сцену. Грудью перекрою ему все пути к отступлению, благо есть чем. После родов и кормления Юльки у меня не грудь, а настоящее коровье вымя. Материнство вообще не пошло на пользу моей фигуре. Может, все дело в этом? Ну не модель я, чего уж. Интересно, Костик из-за этого загулял?

– Мам, я писать хочу!

Вытираю глаза и торопливо открываю дверь.

– Прости. Заходи скорее.

Пока Юлька делает свои дела, я, не находя себе места, мечусь по комнате. Застываю возле зеркала. Намеренно обтягиваю зад трикотажем домашнего платья и, убедившись, что за время пробежки ничего не поменялось, и моя фигура все так же далека от совершенства, захожу на очередной круг. В конце концов, движение – это жизнь. Жаль только, что даже активность не гасит мою истерику. Я едва не подпрыгиваю, когда в дверь звонят. Бегу открывать в идиотской надежде, что Костик вернулся. И все равно мне, что у него есть ключи.

– Привет! Слушай, поделись ванилином, а? Представляешь, у меня ни одного пакетика не осталось, а я шарлотку