Пахан - Пайпер Стоун Страница 3

Кровопролитие.

Я давным-давно понял, что пятна крови трудно вывести с ковров и мебели. Я редко приносил свою работу домой. Это было мое убежище, но время от времени моя жизнь требовала, чтобы я имел дело с каким-нибудь идиотом-предателем или крысой. Несмотря на то, что моя репутация безжалостного и бездушного ублюдка была широко известна, все равно казалось, что по крайней мере три или четыре раза в год кто-то был достаточно глуп, чтобы перейти мне дорогу.

Пока я смотрел на избитого и окровавленного ублюдка, лицо которого стало неузнаваемым, я потер челюсть. Сколько времени прошло с тех пор, как я брился в последний раз? Возможно, слишком давно. Я начинал вести себя как неряшливый отшельник.

По крайней мере, с годами у меня хватило предусмотрительности требовать большой кусок пленки, когда я вел дела в своем доме.

Сегодняшний день стал прекрасным примером того, почему идея была блестящей.

Ублюдок стоял на коленях, его тело раскачивалось от количества ударов в живот, но парень по-прежнему молчал.

“Я спрашиваю тебя в последний раз, Фредди. Кто, черт возьми, пытался убить меня все эти месяцы назад?” Интуиция подсказывала мне, что это итальянцы, скользкие ублюдки, но пока мне еще предстояло это доказать. И у меня, конечно, было достаточно ума, чтобы понимать, что начинать войну прямо сейчас, когда в Большом Яблоке происходит так много политических факторов, сродни самоубийству.

“Я… не знаю”. Два маленьких слова были невнятными, и я, честно говоря, не верил, что он был честен. Но он знал несколько вещей, которые могли бы оказаться полезными.

“Ну, ты застелил свою постель, Фредди Бой. К сожалению, твоя последняя постель будет мешком для трупов”. Мне было скучно, хотелось выпить, и я устал находить тупиковые ответы на один и тот же вопрос. Несколько моих солдат остались после нашей стандартной встречи, мой прощальный подарок на вечер — пуля в голову Фредди.

На что я не терял времени даром. Было время, когда я часами резал бы его на куски, но я стал старше, мудрее и у меня было меньше терпения, чем в двадцать-тридцать лет. Одним точным выстрелом мужчина рухнул обратно на пленку.

Мои люди знали, что делать, солдаты немедленно завернули его тело в толстое покрывало, чтобы не было беспорядка. Я только что почистил ковры, черт возьми.

“Ладно, ребята. Это был долгий день. Идите домой к своим семьям”. Я взглянул на Франсуа, еще одного из моих лучших людей. “Есть что-то еще?”

“Некоторые странности на улице”, - ответил он.

“Странности?”

Он кивнул. “Как будто что-то готовится обрушиться”.

Я рассмеялся. “Тогда останови это на перевале. Мне не нужны слухи или нелепые обвинения”.

“Ты прав, босс”. Франсуа прислушивался к улицам, что я очень ценил. Поскольку в Нью-Йорке было четыре крупных преступных синдиката, лучше всего было следить за каждой территорией, а не только за моей.

“Что ты хочешь, чтобы я сделал с телом, босс?” Спросил Сергей, ухмылка на его лице придавала ему определенно злобный вид. Мужчина был немногим больше, чем дикарь, жаждущий убийства. Что ж, я позволил ему возглавить команду по уборке, и это, казалось, сделало его счастливым.

“Сбрось его в Ист-Ривер. Думаю, рыбкам нужен хороший ужин”. Я сунул оружие в карман пиджака. Я не надел галстук. В последнее время они стали слишком тугими.

“О, и проверь склады завтра. Я хочу убедиться, что там нет никаких проблем”, - проинструктировал я. Я захромал к бару, ненавидя бушующую снаружи бурю. Из-за этого рана болела еще сильнее и моя хромота стала более заметной.

Слабость.

Какие-то придурки, решившие захватить мой мир, дали мне гребаную слабость. И я все еще не был уверен, кто, черт возьми, несет за это ответственность. Это мысль привела меня в более раздраженное настроение.

Осталось двое мужчин — Николай Кузьмин, мой заместитель в команде или в мире Братвы, мой бригадир, и человек, который был хорошим другом на протяжении многих лет, заслуживал доверия до неприличия и однажды решил остаться по правую сторону закона.

Я убедил его в обратном. С тех пор Александр Семенов, уважаемый юрист ведущей юридической фирмы в городе, стал больше, чем просто моим собутыльником. Он стал моим советником, возможно, это была самая уважаемая должность в моих рядах.

Мой отец настаивал на развитии своего американского режима старым способом с очень строгими руководящими принципами в отношении должностей и продвижений по службе. И я должен был отдать должное этому человеку; его система власти работала как по маслу. Если бы мои сотрудники были хорошими мужчинами и женщинами, они пожинали плоды, включая значительные ежегодные прибавки к зарплате и бонусы. Но, с другой стороны, если бы они предали меня, они знали, что произойдет.

Обычно это облегчало мою жизнь. Не так как, последние несколько недель, с тех пор как в меня стреляли, я две недели пролежал в больнице, как какой-то гребаный инвалид.

Каналы распространения слухов были погребены на глубине пятнадцати футов. Я налил три порции виски, понимая, что двое мужчин хотели о чем-то поговорить со мной.

Они считали, что, объединившись — лучший способ справиться с таким негодяем, как я. Хa. Я протянул им напитки, схватил свой и зашипел, когда за окном моего офиса сверкнули еще две молнии. Я всегда знал, когда что-то было на уме у моих солдат.

“Говори”, - сказал я, прежде чем сделать глоток.

“Что ты имеешь в виду, босс?” Спросил Николай, сверкнув глазами.

“Ты точно знаешь, что я имею в виду. Ты чувствуешь жгучую потребность сказать мне что-то. Сделай это, чтобы я мог погрязнуть в своих печалях”.

“В том-то и дело”, - сказал Александр. “Вид, который ты показываешь почти всем, включая твоих собственных людей, заключается в том, что ты прячешься от врага. Это заставляет тебя казаться испуганным”.

Другие люди умерли бы за неуважение, но только им было позволено высказывать свое мнение, как бы сильно я ни ненавидел то, что они говорили. “Я ни от кого не прячусь, и вы двое это знаете”. Я хотел добавить, что я был Паханом, но мне не хотелось хвастаться.

“Ты почти никогда не выходишь из своего дома. После инцидента ты сам не ходил на склады для инспекций и даже не ходил поесть в свои любимые заведения. Как бы ты это назвал?” Александр преувеличивал, но был прав.

В том, как твоя жизнь проносится перед твоими глазами, было что-то такое, что сказалось на