Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1 Страница 30

— Спасибо, все хорошо, надеюсь на серебряную медаль, — машинально пролепетала я. Нарком посмотрел на меня с удивлением, словно он вовсе не ожидал от меня ответа на свой вопрос.

— Молодец, — сказал он. — Сейчас будем обедать, ты руки мыла?

Я покачала головой.

— Пойдем, я тебе покажу где. Слушай, положи куда-нибудь свой портфель, здесь не украдут… — Он так заразительно засмеялся, что я, позабыв о всех своих страхах, не удержалась от улыбки.

Он открыл какую-то дверь и пропустил меня вперед. Это была просторная спальня со стенами и мебелью светлого дерева, с огромной кроватью, двумя платяными зеркальными шкафами напротив кровати и трельяжем. На большом круглом столе стояла ваза с разнообразными фруктами. Мне запомнились желтые изысканно удлиненные груши.

Еще одна дверь из спальни вела в ванную комнату, похожую на ту, в которую я заходила из гостиной. Только стены здесь были не белоснежные, а малахитовые.

Я быстро вымыла руки, вытерла их о темно-зеленое махровое полотенце и вернулась в столовую, где маленькая, сухонькая, но очень шустрая старушка накрывала стол на две персоны. Нарком называл ее тетей Шурой.

Николая Николаевича в столовой уже не было.

Пока тетя Шура хлопотала, я, поощряемая доброй улыбкой Наркома, подошла к дивной красоты серванту из карельской березы. На серванте стояла массивная хрустальная ваза, оправленная в почерневшее от времени серебро. В вазе лежал футбольный мяч, который и привлек мое внимание. Он был весь расписан химическим карандашом как складская накладная. Рассмотрев надписи, я поняла, что это автографы известных футболистов из московского «Динамо», к которому Нарком всю жизнь был неравнодушен.

Я спросила разрешения и взяла мяч в руки. Как сейчас помню, он был очень твердый, тяжелый и почему-то теплый.

— Как же они играют таким твердым и тяжелым? — простодушно воскликнула я. — Ведь если этим мячом куда-нибудь попасть…

— Бывает и такое… — усмехнулся Нарком, очевидно, довольный моим сочувственным отношением к футболистам.

— Но ведь и в другое место, наверное, больно? — осмелела я.

— В другое место ничего, — снова улыбнулся Нарком и стал похож на хулиганистого, хитрющего мальчишку. — Дай-ка сюда мячик.

Я протянула ему мяч. Он принял его одной рукой и вдруг уронил… Я ойкнула от неожиданности. Но мяч не упал. Почти коснувшись зеркального паркета, он волшебным образом взлетел к хрустальной люстре. Я только потом поняла, что Нарком успел поддеть его носком начищенного ботинка. Опустился мяч почему-то на поднятую голову Наркома. Он, сверкнув стеклышками пенсне, боднул его своим гладким лбом, и мяч снова взлетел к самому потолку. На этот раз мяч упал почти до пола, но снова был поддет ботинком.

Ударяя мяч то ногой, то головой, Нарком сделал полный круг вокруг стола, чуть не сбив тетю Шуру, которая выкатила откуда-то маленький деревянный столик на больших резных деревянных же колесах. Столик был уставлен целой батареей самых разнообразных бутылок. Тетя Шура испуганно пискнула и тайком перекрестилась. А Нарком пошел на второй круг, усложнив свои упражнения. Теперь он поддевал мяч ногой, принимал головой, сбрасывал на грудь и только с груди на ногу. Я не выдержала и зааплодировала.

Таким манером он сделал еще один полный круг и закончил тем, что внезапно отпаснул мяч мне. Я машинально выбросила вперед руки и поймала его неожиданно для себя.

— Молодец! — весело, чуть запыхавшимся голосом сказал Нарком. — Отличная реакция. Если я буду собирать команду, пойдешь ко мне вратарем.

— Я боюсь, у меня не получится… — виновато улыбнулась я.

— И правильно! Не ходи! Там все время нужно падать. А падать такой нежной девушке нужно только на что-то очень мягкое… Правильно я говорю? — Он вопросительно взглянул на меня.

Я не знала, что ответить, и опустила глаза.

— Положи мячик на место — и обедать, — деловым голосом сказал он.

Обед был в чисто грузинском стиле. Вместо хлеба был горячий лаваш. Много зелени. На закуски подавали лобио, сациви, какую-то соленую кудрявую травку, грузинский белый сыр, помидоры, огурцы, редиску. Потом было огненное харчо, а на второе запеченная целиком крупная форель, которую я не только никогда не ела, но и видела-то впервые.

— Может, тебе что-то не нравится? — спросил он в самом начале. — Мы тогда попросим принести тебе что-нибудь другое.

— Нет-нет, — поспешила я его успокоить, — все очень нравится. Совершенно другие запахи… Я все это впервые пробую.

— Так пахнет моя родина. Человек до самой смерти помнит запах своей земли, еды и первой любви… Когда человек отказывается от родной еды и от своей любви, он перестает быть человеком и от него можно ждать чего угодно…

Он произнес это с глубокой горечью и раздражением. Было понятно, что он имеет в виду какого-то конкретного человека, но кого именно, мне тогда и в голову прийти не могло.

Чтобы загладить это тягостное впечатление, он вдруг подмигнул мне и спросил:

— А чем пахла твоя первая любовь?

Вопрос был такой неожиданный, что я даже вздрогнула как от выстрела. Ведь ответ на этот вопрос мог потянуть за собой и другие вопросы, и тогда мне пришлось бы рассказывать все. И об Илье, и о Макарове. Но врать, делать вид, что я еще девочка, и мне рано говорить о любви, было бессмысленно. Поди знай, как все обернется… И как я тогда буду выглядеть со своим враньем? Все это промелькнуло в моей голове за долю секунды, и я сказала:

— Снегом и мандаринами… И еще чуть-чуть сапожной ваксой…

— Он был военный? — быстро спросил Нарком. И, наверное заметив тень беспокойства в моих глазах, добавил: —

Потом как-нибудь расскажешь, если захочешь, конечно… Попробуй лобио.

Я попробовала.

— Ну, что скажешь? — спросил он с таким видом, словно это он готовил.

— Восхитительно!

— Молодец! — с веселым удивлением воскликнул он. — Так теперь никто не говорит. Наверное, подружки твоей бабушки в Институте благородных девиц так разговаривали? — с невинным видом предположил он.

Могильным холодом повеяло на меня от этого вопроса. Он означал, что я здесь не просто так, не случайно, что он или его люди, Николай Николаевич например, очень серьезно занимались не только мною, но и всей моей семьей. Да, наверное, и не только семьей, но и всеми моими знакомыми… И что же из этого следует?

— Есть такая примета, — через небольшую паузу, словно удовлетворившись моей плохо скрытой реакцией, продолжал Нарком, — когда первый раз что-то пробуешь, надо загадывать желание. Загадай желание, — он неожиданно подмигнул мне, — и я его исполню…