Вера Колочкова - Работа над ошибками Страница 30

– Между прочим, там все выступления в папках в готовом виде есть. Я тебе показывала, – недовольно пробурчала Наташа, направляясь в гостиную. Хотя бы это раздраженное бурчание она могла себе позволить, в конце концов?! Или эта наглючка решила, что если в дом пришла, то надо перед ней обязательной приветливостью растекаться?

– Да, я помню, Наташ, помню… – Анна следовала за ней след в след, продолжая торопливо оправдываться: – Я почему-то подумала, что не очень тебя обременю, если все-таки согласую с тобой… Вот, посмотри, пожалуйста!

Она плюхнула свою голубую папочку на стекло журнального столика и тут же с комфортом развалилась в кресле, и даже задницей в нем слегка поёрзала, будто устраивалась надолго. А потом еще и ногу на ногу закинула, красиво демонстрируя свою сексапильную коленку. Модель хренова. Подумала бы головой сначала: кому здесь ее коленка так уж нужна?

– О, а у нас, оказывается, гости… – пропел из двери гостиной веселый Сашин голос, и Наташа опустила плечи в огорченном изнеможении. Ну да, так и есть… Он же обещал пораньше с работы приехать, вот и приехал…

– Привет… – медленно повернула голову на Сашин голос Анна, и Наташа только диву далась, как быстро ее виноватая говорливость трансформировалась в ленивое элегантное достоинство. И коленка к месту пришлась, надо же. Очень даже грациозно смотрелась.

– Это не гости, Саш. Это с работы. Мы же с Анной работаем вместе. Я сейчас текст выступления быстренько посмотрю, и…

– Да ладно тебе, Натусь! Я очень даже рад, что у нас гости. Анна, ты никуда не торопишься?

– Нет. У меня сегодня вечер абсолютно свободен.

Наташе на миг показалось, будто сверкнула в Анниных глазах ведьминская искорка, и они вспыхнули яркими изумрудами на фоне иссиня-черных, очень элегантно уложенных локонов. Да, кстати, о локонах! Что-то она утром никакой красивой укладки у Анны на голове не приметила… Неужель девушка в салон сгоняла, прежде чем зайти к ней домой? Вот это подвиг! А то без укладки выступление для Ивана Андреича ну никак не согласуется…

– Ну, тогда в загул, девчонки? – поднял кулак в жесте «но пасаран» Саша. – Я вина испанского купил. Натусь, ты как себя чувствуешь?

– Плохо. Я очень себя плохо чувствую, Саша, – сердито кося глазом в сторону Анны, многозначительно произнесла она, надеясь, что Саша уловит-таки эту многозначительность в ее голосе и не станет настаивать на предложенном «загуле».

– Да брось, Натусь! Посидим сейчас… Я сам и ужин приготовлю! А? Пойдемте, девчонки, на кухню! Вы будете сидеть праздными светскими дамами, вино потягивать, а я буду вокруг вас суетиться со сковородками! Наташка, где у нас сковородки?

Последнюю фразу он произнес уже из кухни, и слышно было, как загремели открываемые дверцы шкафов, и глухо звякнул металл, и вдобавок упало и разбилось что-то под аккомпанемент его веселого чертыхания.

– Я и впрямь очень плохо себя чувствую! – сквозь зубы сердито прошипела Наташа, впихивая голубую папочку Анне в руки. – Неужели тебе непонятно?

– Почему же, понятно… – гордо вздохнула Анна, поднялась из кресла и медленно пошла к выходу из гостиной.

Уже в дверях полуобернулась к ней, улыбнулась летуче и, минуя коридорчик прихожей, устремилась на кухню, весело и снисходительно приговаривая:

– Саша! Саша! Не надо так стараться, ты все здесь сейчас переколотишь! Ну вот, сахарницу разбил, рассыпал все…

– Ну, это не страшно, Анна! Вот если бы я соль рассыпал, тогда… А кстати, какая это примета – сахар рассыпать? Если соль, то к ссоре, а сахар?

– А сахар, наверное, наоборот. То есть… Не к ссоре, а…

– … А сахар рассыпать – это к миру в семье! К любви между женой и мужем! Несмотря ни на что! – прервала их разговор Наташа, появляясь вслед за Анной на кухне.

Наверное, это прозвучало у нее слишком уж раздраженно, да еще и вперемешку с менторским назиданием, потому как Саша обернулся, глянул с неловкостью, вроде того: эк тебя на пафос разнесло, мать… Пожав плечами, она улыбнулась ему через силу, устало прикрыла глаза и тяжело, почти со стоном вздохнула – в общем, всячески, как могла, продемонстрировала свое недомогание, ради которого он, собственно, и примчался домой с работы раньше обычного. Только результата не достигла. Не мелькнуло в Сашиных глазах ни капли сочувствия и заботы, наоборот, очень веселыми были глаза мужа, с дрожащим в них опасным праздником. И губы подрагивали в едва сдерживаемой улыбке, и лицо было… Нет, не чужое, оно частенько было таким, бесшабашно-радостным, но только радость эта и бесшабашность всегда были направлены в ее, в Наташину, сторону. А теперь… А теперь, получается, пришла Анна, отгребла от нее мужнину радость и сидит себе, улыбается, и тоже блестит глазами, и губами подрагивает в такой же едва сдерживаемой улыбке. Дрянь такая. А может, взять и скандал устроить? А что? Взять и расставить все по своим местам! Мужнину радость – законной жене, а те, которые «дряни такие», пусть убираются с чужой территории, нечего тут… Да, надо бы устроить скандал, только сил нет…

Ее и впрямь будто сковало всю. Внутри все плескалось больным возмущением, а сверху – лед. И в голове будто камень горячий сидит, прожигает мозги насквозь, и язык онемел, ни слова произнести невозможно. Так бывает в ночном кошмаре, когда надо бежать, и ты изо всех сил стараешься бежать, а ног не ощущается, и стоишь на месте, и ждешь беды…

– … Наташа! Наташ! Да что с тобой, в конце концов?

Она будто очнулась от навалившегося кошмара – Саша стоял рядом, склонившись к лицу, тряс ее за плечо. Анна примостилась к нему сбоку, угодливо протягивала стакан с водой, смотрела вроде как сочувствующе, но лучше бы уж вообще не смотрела. Под ее взглядом Наташа вздрогнула и тут же икнула некрасиво, и Саша едва заметно поморщился, будто ему стало ужасно неловко за жену. Ей и за саму себя отчего-то было неловко. Будто она лишней тут оказалась, в собственном доме. Все, все было не так! Будто вывернули ее силой наизнанку, на некрасивую, на безобразную, и предъявили всем – смотрите, мол, это же не имеет настоящей заявленной стоимости, это подлежит немедленной и справедливой уценке, и место этому на дешевой распродаже, в базарный день за рубль ведро…

– Я, пожалуй, пойду… – откуда-то свысока, как Наташе показалось, прозвучал уверенно-снисходительный Аннин голос. – А то Наташе совсем плохо станет…

– Да нет… Погоди, Анна! Погоди, сейчас все образуется! И вовсе не из-за тебя ей плохо, с чего ты взяла? Останься! – оттуда же, свысока, прозвучал и Сашин голос. Наташа вздрогнула – он показался ей совсем чужим. Не Сашиным…

– Нет. Как-нибудь в другой раз. Я пойду, Саша…

– Тогда я провожу!