Механик - Ольга Рузанова Страница 30

Ремни с дорогими бляшками, галстуки, запонки, перчатки и зонты, кулоны… И тут мне на глаза попадается стойка с кожаными браслетами…

Я никогда не любила увешанных в бижутерию мужчин. Толстые цепи, массивные перстни и золотые браслеты толщиной с палец кажутся мне вульгарными. Но кожаный браслет с незамысловатым плетением… Почему бы и нет? И цена не заоблачная, Матвея не смутит.

Еще недолго верчу в руках, определяюсь с цветом, расплачиваюсь и довольная еду домой.

Представляя реакцию моего любимого механика на подарок, загоняю машину в гараж и захожу в дом. И только поставив сумку на комод, понимаю, что дверь в дом была не заперта…

Наталья?.. Кроме нее, некому, потому что я точно помню, как вчера запирала дверь и ставила дом на сигнализацию. Но сегодня ее быть не должно. То, что она обещала прийти только завтра, я тоже прекрасно помню!..

В голове вихрь мыслей и ни одной стоящей… А по коже холодком проходит дурное предчувствие.

– Наташа! – звонко режу оглушающую тишину, – ты дома?

Из кухни слышится скрип ножек стульев о керамический пол, звук шагов и вскоре на пороге появляется мама.

– Мама… – выдыхаю я.

Она стоит, держась о дверной косяк, и смотрит на меня так, словно зачитывает приговор на пожизненное заключение.

– Что с твоим телефоном? – глухо спрашивает она.

– Разряжен… – отвечаю таким же бесцветным голосом.

– Подойди.

Я послушно пересекаю холл и, только подходя ближе, замечаю, что привычно идеальная укладка мамы растрепана, а под глазами залегли тени, словно она не спала ночь.

– Ближе, – велит она, когда я останавливаюсь в полутора метрах от нее.

Делаю пару шагов, и уже в следующее мгновение в мою щеку врезается мамина ладонь.

В детстве я обожала ездить в гости к дедушке по маминой линии. Он жил в пригороде в коттеджном поселке и по счастливой случайности у его соседей были дети примерно моего возраста. Иногда родители оставляли меня у него на выходные или каникулы, и я прекрасно проводила время с моими друзьями, гуляя у реки или катаясь на велосипеде.

Однажды мы с ребятами поехали к бабушке одного из мальчиков. Решив сократить путь, выбрали тропку вдоль реки. На крутом повороте мой велосипед налетел на камень, и меня выкинуло на обочину, коленом точно на сук поваленного рядом дерева.

От боли потемнело в глазах. Острый кусок старого дерева вошел в ногу под коленной чашечкой. Из раны брызнула кровь, которая тут же наполнила кроссовок до отказа.

Поддерживаемая друзьями, обливаясь слезами от боли и страха, я вернулась домой. И первое, что сказала мама, когда дедушка, схватив меня на руки, усадил на стул:

– Никогда не смей плакать на людях! Как бы не было обидно и больно! Поняла?!

В этом вся моя мама… Я не помню ее ласки и не знаю доброты. Она никогда не обнимала и не целовала меня. Не хвалила и не поддерживала.

Но никогда и не поднимала на меня руку…

Прижав ладонь к пылающей щеке, я в шоке смотрю на то, как ее рука замахивается второй раз. Она бьет по другой щеке, а затем, схватив за волосы, тащит на кухню.

Я настолько ошарашена происходящим, что даже не думаю сопротивляться или возражать.

– Сядь! – рявкает, толкая меня на стул.

– Мама…

– Заткнись! И слушай меня! – она отходит и становится напротив, опираясь бедрами на кухонный островок, – сейчас отдаешь телефон, ключи от машины и отправляешься в свою комнату до конца лета!

– Нет!

– Только пикни, и я упеку тебя в психушку… на обследование…

Я смотрю во все глаза, с ужасом понимая, что она не шутит и не запугивает… Она предупреждает. Смотрит исподлобья, сжав губы в узкую полоску.

– Мама… он нормальный…

– Он плебей и работяга! Нищий вонючий неудачник!

– Ты его не знаешь… – часто мотаю головой, – у него бизнес…

– А ты безмозглая тупица, если променяла Давида на это отребье!!!

– Он мне изменял, мама… Давид… Просто ты ничего не знаешь про него…

– Значит, ты сама виновата, Анна! – хладнокровно проговаривает она, – не можешь удержать мужчину рядом, не обижайся…

– Мы не любим друг друга… – упираюсь я, – у нас разные интересы.

– А с этим… из трущоб… у тебя, значит, интересы общие… – она горько качает головой и даже всхлипывает.

Меня это до жути пугает. Даже больше, чем ее побои. Потому что, кажется, я впервые вижу эмоции на мамином лице.

– Мам…

– Дурная кровь… – шепчет она тихо, – дрянь… вся в бабку…

– Он хороший, мама.

– Какой позор… – резко вскидывает на меня глаза, – какой позор, Анна!!! Как мне Коганам в глаза теперь смотреть?!

Я зажимаю рот руками и начинаю плакать. Мне страшно. Мама не в себе. Я впервые вижу ее такой.

– Этот отморозок чуть не покалечил Давида!!!

– Он хватал меня за волосы, Матвей просто заступился!!! – кричу в ответ.

Мама на это не отвечает, отталкивается от стола и стремительно выходит из кухни. Я соскакиваю и бегу следом. Выбегаю в холл и вижу, как она шарится в моей сумке.

– Что ты ищешь?

На пол летят мои косметичка, расческа, упаковка бумажных платочков, браслет, что я купила Матвею.

– Мама!!!

Хватаю сумку, пытаюсь выдернуть из ее рук, но она злится еще больше. Толкает меня в плечо и отворачивается.

– Телефон где?!

– У Матвея забыла!!! Отдай сумку!!!

Но, словно специально, именно в этот момент он сам начинает звонить. Мама дергает молнию бокового кармана и вытаскивает оттуда гаджет.

– Мама, отдай! – визжу я, тянусь к телефону, но