Редкие и драгоценные вещи - Рейн Миллер Страница 30

Лэнс Оукли, которого я помнила, был воспитанником подготовительной школы на западном побережье. Собранный и амбициозный. Когда мы были вместе, он был студентом Стэнфорда и собирался получить степень юриста.

Теперь он не был похож на Стэнфордского юриста.

Татуировки покрывали его руки вплоть до костяшек пальцев. Каштановые волосы были коротко подстрижены, как и подобает военному офицеру, но в сочетании с небритой бородой он выглядел грубым и нервным. Крупный, мускулистый и покрытый чернилами, он был одет в больничный халат и лежал в постели, уставившись прямо перед собой на стену. Не на меня. Он выглядел опустошенным и совсем не походил на холодного женоненавистника, чей образ я держала в голове все эти долгие годы.

Должно быть, я резко остановилась, потому что Итан за моей спиной сжал руку сильнее.

Я сделала еще один шаг, придвигаясь ближе. Он посмотрел наверх. Очень темно-коричневые глаза, какими я их и запомнила. Исчезла та дерзкая самоуверенность, которая была в моих воспоминаниях.

Теперь я видела в нем то, чего не было раньше. Сожаление, прощение и стыд в том, как он предстал передо мной, лежа на больничной койке и без одной ноги. В какой-то момент за последние семь лет — возможно, сразу после травмы — Лэнс Оукли обрел совесть.

* * *

— Бринн.

— Лэнс.

Его лицо смягчилось.

— Спасибо, что пришли… сюда, — четко произнес он, словно его также проинформировал пресс-секретарь его отца.

— Не за что. — Я подошла, положила цветы на край одеяла и протянула руку.

Его татуированные пальцы сжали мою протянутую руку, и чудесным образом… ничего ужасного не произошло. Конец света не наступил, и солнце не померкло. Лэнс поднес мою руку к своей щеке и крепко сжал.

— Я так счастлив увидеться с тобой снова.

Фотограф чертовски хорошо запечатлел этот момент, и я знала, что увижу фотографии в печати, на телевидении, в журналах, везде. Теперь я была замешана в этом, и пути назад нет. Для каждого из нас.

Я чувствовала Итана рядом; напряженного, как тетива лука, готовая вот-вот взорваться. Он, несомненно, был в ярости от того, что Лэнс прикасался ко мне таким образом. Странно, но меня это вообще не волновало. Я больше чувствовала оцепенение. Поэтому заставила себя продолжать эту шараду, притворяясь, чтобы мы все могли прекратить эти пытки.

Высвободив свою руку из его хватки, я сказала:

— Лэнс, это мой муж, Итан Блэкстоун. Итан, Лэнс Оукли, старый… друг из Сан-Франциско.

Лэнс переключил все свое внимание на Итана и протянул руку в знак приветствия.

— Приятно познакомиться с тобой, Итан.

Последовала долгая пауза, во время которой я не была уверена, что Итан ответит на рукопожатие. Время остановилось, все затаили дыхание.

Казалось, прошла вечность, когда Итан протянул свою руку и ответил Лэнсу.

— Как поживаешь? — Вопрос был дружеским, но я знала своего мужчину; он ненавидел каждую чертову секунду пребывания здесь. И моего в том числе. И тот факт, что ему приходится притворяться.

Затем, как по сценарию, кто-то подошел и похлопал Итана по плечу, извиняясь за то, что помешал, но у него важный звонок, который требовал его вмешательства. И вот так просто он извинился и ушел. Я смотрела, как Итан уходит; по его твердой походке было понятно, как тяжело ему было оставить меня одну. Ты справишься.

— Присядешь?

— Да, конечно. — Я следовала сценарию, пораженная тем, что мозг помнит, что говорить и делать.

Как только я села рядом с ним, он потянулся и снова взял меня за руку. Я позволила это только потому, что слышала щелчок камеры, когда она сняла нас, болтающих вместе, как это сделали бы близкие друзья, когда один из них попал в больницу. Ты просто выполняешь работу и делаешь это превосходно. Осталось не долго. Покончи с этим, выйди за дверь и больше никогда не оглядывайся.

— Выглядишь чудесно, Бринн. Счастливее.

— Я правда счастлива. — И в этот момент мой маленький ангел-бабочка начал шевелиться, напоминая мне о себе. Я закрыла глаза, чувствуя трепещущие колыхания моего малыша, растущего в безопасности внутри меня. Вся прелесть этого момента стерла всю неловкость, и я забыла обо всем. Малыш заставил меня понять то, ради чего я это делаю. И я вынесу все.

— Бринн… мне очень стыдно… что тебе пришлось прийти сюда. Извини за это, но я благодарен за встречу с тобой. — Теперь его голос звучал совсем по-другому. Речь была другой. Более искренней…

Я открыла глаза и посмотрела на него; было очень трудно придумать ответ. В конце концов я сказала:

— Надеюсь, ты быстро поправишься, Лэнс. Я… мне пора. — Пришло время для решающего удара; той части, которую пережить было бы труднее всего. Но я знала, чего от меня ожидали. И я бы не подвела.

Я встала со стула и наклонилась к нему.

Его лицо вытянулось, выражение сменилось на недовольство от осознания, что я ухожу. Сделав глубокий вдох, я обняла его. Я держалась, что есть сил, когда в очередной раз камера сделала пару снимков.

Лэнс обнял меня в ответ, руками прижимая меня к себе.

Я снова закрыла глаза… и подумала об Итане и моем ангеле-бабочке, которые помогли пережить этот момент.

Моя миссия была почти выполнена, финишный флаг должен был пасть, когда Лэнс прошептал на ухо. Слова были неразборчивы и слышны только мне, но был лишь один способ описать, как они звучали. Отчаянно.

— Бринн, пожалуйста, возвращайся. Мне нужно многое тебе сказать. Особенно о том, что сожалею о случившемся с тобой.

Глава 9

Я поняла, что Итан был в плохом состоянии, как только вышла из комнаты Лэнса. Я заметила морщинки вокруг его глаз и сурово сжатую челюсть, что означало, что он о чем-то беспокоился.

И я совершенно определенно почувствовала напряжение в его теле, когда он отказался от машины, чтобы отвезти нас домой, и вместо этого попросил Лэнса ждать нас. Итан не принял бы больше ни крошки от сенатора. С него было достаточно.

В тот момент, когда Лэнс высадил нас в вестибюле нашего здания, Итан быстрыми шагами втолкнул меня внутрь. Даже секунды не потратил на то, чтобы поздороваться с Клодом, нашим консьержем, как он обычно делал. Он молча и целенаправленно вел нас вперед, пока не затащил меня в лифт.

Он загнал меня в угол и прижался своим телом к моему, затем опустил голову к моей