Я для тебя всегда онлайн - Юлия Гойгель Страница 30

— Спасибо, ваше сиятельство. Только объясните мне, неопытной, вы одарили меня комплиментом. Или наоборот?

— Скорее комплиментом. А на титул у меня прав нет — не прямая ветка. Но из твоих уст это звучит возбуждающе. Моя бывшая жена, например, в последнее время кроме, как «кобель», меня не называет.

— Ты изменял ей?

— Нет. Не только в браке, но и в тот год до развода, когда мы жили фактически раздельно. У тебя телефон звонит.

Я так внимательно вслушиваюсь в каждое его слово, что не сразу слышу знакомую мелодию. Алина.

— Софи, ты уже дома? Одна?

— Не совсем дома и не одна.

— А Владик сегодня спать не хочет. Думали к тебе зайти. По дороге купим воды для чая. Или ты не собираешься домой? — в последнюю очередь уточняет подруга.

— Уже иду. И воду я сама куплю. У меня же две руки, а у тебя на одной Владик. Кстати, на вкусняшки тоже моя очередь, поэтому просто идите к подъезду.

Пока я разговариваю, Воронцов оплачивает счёт и оставляет хорошие чаевые. При официанте открывать рот я не решаюсь, но, когда мы выходим из кафе, уточняю:

— Кирилл, может стоило счёт разделить по полам? Мне не удобно, что ты за меня платишь. У нас же не свидание, и я вполне могу себе позволить оплату.

— Спасибо, что при официанте не стала ставить меня в неудобное положение, — чуть резче, чем обычно отвечает он. — Софи, даже если бы уборщица из этого заведения решила присесть за наш столик с чашкой чая, я бы и за неё заплатил. Давай, в будущем, больше не будем поднимать эту тему. Такой ответ не противоречит твоим принципам?

— Нет. Но я не могла не спросить. Ты действительно ничего мне не должен.

— Ты тоже мне не должна. Пригласишь меня на кофе? А я помогу тебе воду донести.

— Ну, если воду, — не могу не улыбнуться я.

Воронцов добросовестно тащит две бутылки воды, а я пакет с вкусняшками. Алина с сыном уже гуляют с котом Васькой у подъезда.

— Зря разрешила Владику кота трогать. Чем мы ему руки мыть будем?

— Привет, — Алина здоровается с Кириллом. — Сейчас к Игорю схожу. Он тоже в этом виноват. К тому же моя бабушка всегда говорила, что, если человек просит воды, никогда нельзя отказывать.

Подруга действительно звонит в соседскую дверь, и ей даже открывают. Через пять минут сосед в брюках, но с голым торсом, затаскивает в мою квартиру два ведра воды.

— Игорь, даже не знаю, во что перелить, — признаюсь я. — Всего одно ведро в хозяйстве, и оно занято, — букет с розами Воронцова я не намерена выбрасывать даже при угрозе отсутствия воды.

Игорь принимает очередную позу, выгодно подчёркивающую его мускулы и благосклонно кивает головой:

— Пользуйтесь, мне пока не надо.

Алина уходит мыть руки Владику, а сосед смотрит на меня и косо на Воронцова:

— Софиюшка, я могу с тобой чуть-чуть поговорить. Наедине.

— Мы почти одно целое, — мгновенно отвечает Кирилл. — Говори, что хотел. А то у меня тоже есть, что спросить.

— Извиниться хотел, за себя, что не услышал, ну и за Ника. Я ведь сам ему домофон открыл, — ещё больше тушуется сосед.

— Твоё счастье, что домофон ты и мне открыл, — произносит Кирилл. Точно! Я так и не спросила, как он попал в подъезд. — Извинился, воду принёс, можешь быть свободен. А твоему дружку даже для извинений появляться здесь не следует. Я не шутил, когда говорил, что не оставлю от него мокрого места. И, не дай Бог, с головы Софии упадёт хоть один волос, первым, кого я об этом спрошу — будешь ты!

— Да я, что я, — мямлит Игорь. — София, я ничего дурного не хотел. Понимаю, как уродски всё вышло. Ты обращайся, если что, я всегда помогу.

Ещё раз взглянув на Воронцова, сосед поспешно покидает мою квартиру. Я тоже смотрю на Кирилла. Он не напряжён, не ругается, не брызжет слюной, не сыплет матами и угрозами. Его речь даже тон не поменяла, словно он только что не угрожал, а вёл светскую беседу на приёме в городской мэрии. От него не исходят волны агрессии или угрозы. Но его слова воздействуют на собеседника так, словно в руках у Кирилла заряженное оружие. Этот человек мастерски владеет собой. Возле него создаётся его собственная, отличная от окружающих аура. Возможно, со стороны он сейчас кажется холодным и отстранённым, «гордым и самовлюблённым павлином», как наверняка проносится в мыслях Игоря. Но не в моих. Я впервые понимаю, что нахожусь с человеком на одной волне, разговариваю на понятном лишь нам двоим языке и готова дальше просто смотреть на него, не имея потребности в произносимых вслух словах.

— Ушёл? — в кухню возвращается Алина с сыном и боком обходит Воронцова. — Так всё же, что вчера случилось? Чего этот Ник к тебе припёрся?

Пока Кирилл варит кофе, я вкратце пересказываю вчерашние события. Разумеется, ничего не говорю о том, что было в номере отеля и в брюках Ника. Даже с Алиной подобные темы не подлежат обсуждению. А внутренний бесёнок, видимо отъевшийся на нетронутом сладком мёде, говорит мне о том, что Кириллу я готова рассказывать и не такое.

— Как твой сосед? — меняет тему мужчина, присаживаясь за стол между нами. — Или ещё спит после бурной ночи?

— Не спит, — неожиданно улыбается Алина. — Даже силы восполнил, так как мой мусор был благополучно доставлен до мусорного контейнера.

Мы с Кириллом, не сговариваясь, смеёмся, прижимая салфетку к полному рту, чтобы не попало на окружающих.

— Ты его в любовники, что ли определила? — первым дожёвывает и спрашивает мужчина.

— Нет. В пятницу твой бывший приходил. В смысле, муж, — Алина указывает на меня. — Они с Виталичком напили пива, плюс, я вчера готовила, да и с пятницы полпакета оставалось. Короче, я из дверей еле вытащила два огромных, а, главное, тяжёлых мешка. Пока Виталичка допросишься, ещё два таких наберётся. В общем, волоку эти пакеты в одной руке, во второй — Владика. Притормаживаю у домофона, соображая, получится ли лбом нажать кнопку, а сзади — походкой от бедра нас догоняет сосед. В руках даже не мешок мусорный, а маленький пакетик из супермаркета. Наверное, вчерашняя пачка использованных презервативов. Не захотел смотреть, как дети умирают в резине. Вежливо так интересуется, где тут мусорница. Не ознакомился ещё. Конечно, сначала я хотела сказать ему что-нибудь умное, типа пусть идёт на запах и не ошибётся. Но дверь тяжеленную