Мария фон Трапп - Звуки музыки Страница 31

И он всегда это делает.

Наши трудности растаяли подобно снегу под апрельским солнцем. Руперт, который учился в медицинском училище в Инсбруке, и Вернер, проходивший сельскохозяйственную практику, смогли договориться об отлучке на несколько недель; отец Вазнер с разрешения, любезно данного ему архиепископом, нашел себе заместителя во всех делах; наши друзья, муж с женой, могли позаботиться о доме, младших детях и жильцах. Даже последовательность наших приглашений была разработана идеально, за исключением скандинавских стран. Их пришлось отложить на следующий год.

Готовя программы для этого первого концертного турне, отец Вазнер отправился в архивы и библиотеки, чтобы раздобыть неопубликованные музыкальные произведения. Тут он обнаружил, что композиторы прошлого писали великую музыку для инструментов своего времени — рекордера, виолы да гамба, спинета, для струнного квартета и фортепиано. Мастера музыкальных инструментов из Мюнхена и Касселя сделали для нас набор альтов разных размеров, спинет, а также набор рекордеров: сопрано, альт, тенор и бас. Началась очень серьезная подготовка.

В декабре мы отправились. Мы пели в Париже, Лондоне, Брюсселе и Гааге. Повсюду публика с восторгом встречала нас. Газеты сообщали о музыкальном чуде поющей семьи. Люди удивлялись, как непохожи были друг на друга разные концерты, менеджеры обсуждали полученную прибыль. Мы повидали соборы и дворцы, галереи и музеи, прекрасную местность Франции, Англии и Бельгии. Вторая часть поездки увлекла нас в Италию. Мы пели в Милане и Турине, Ассизи и Риме. Если местные достопримечательности раньше были интересными, теперь они стали действительно захватывающими. Кроме уникальных сокровищ искусства, хранившихся в церквях, дворцах и галереях Италии, здесь можно было увидеть множество священных мест. Это получилось сочетание концертного турне, туристской поездки и паломничества.

Мы пели для королей и королев; мы встречались с Великим Святым Отцом, Папой Пием XI и пели для него «Ave Verum» Моцарта; мы провели десять счастливых дней в Ассизи, пройдя по стопам Святого Франциска. Мы прошли по Виа Аппиа, по камням которой ступали ноги Апостолов, в Рим и преклонили колени в Колизее и Римских Катакомбах. Эти недели были наполнены до краев счастьем, священным волнением и успехом — повсеместным успехом. Мы были «восходящей звездой на музыкальном горизонте».

Во время поездки мы поняли очень важную вещь: музыка — это международный язык, посредством которого сердца напрямую говорят друг с другом, не нуждаясь в языке человеческом. Где бы мы ни были — во Франции, Англии, Германии или Италии — везде в своей музыке мы могли говорить с нашими слушателями, преодолевая языковый барьер. Мы пели им о том, чем полны были наши сердца: «Бог — это так прекрасно! Он несет счастье нам всем! Давайте забудем все раздоры на Земле и будем счастливы все вместе! Давайте любить друг друга — как он любит нас!»

Музыка — какое это сильное средство, какое могучее оружие!

Глава XIII

И СКАЗАЛ ГОСПОДЬ АВРАМУ…

И сказал Господь Авраму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего и иди в землю, которую Я укажу тебе.

Было 11 марта 1938 года. После ужина мы отправились в библиотеку праздновать день рождения Агаты. Кто-то включил радио, и мы услышали голос канцлера Шушнига:

— Я уступаю силе. Моя Австрия — благослови тебя Господь!

Мы ничего не понимали и беспомощно смотрели друг на друга.

Дверь отворилась, и вошел Ганс, наш дворецкий. Он направился прямо к мужу и, неестественно бледный, произнес:

— Герр капитан! Австрия оккупирована Германским Рейхом, и я хочу поставить вас в известность, что я член партии. Я являюсь национал-социалистом уже не первый день.

Австрия оккупирована! Но это было невозможно. Шушниг сказал, что этого не должно случиться. Он публично объявил, что Гитлер обещал не трогать Австрию. Должно быть, это какая-то ошибка, недоразумение. Но голос этого же канцлера только что объявил: «Я уступаю силе».

В этот момент тишина по радио была нарушена резким голосом с прусским акцентом, который произнес:

— Австрия умерла. Да здравствует Третий Рейх! — И он объявил прусский военный марш.

В молчании мы отправились в церковь. Там в темноте были слышны лишь всхлипывания да тяжелые вздохи. Это было так, словно мы внезапно узнали о смерти дорогого, горячо любимого человека.

Все еще ошеломленные, мы собрались вместе, забыв про день рождения. Мы смотрели на Георга. Взгляд его глаз был обращен на флаг с его подводной лодки, висевший над каминной полкой и окруженный фотографиями и наградами прежней Австрии.

— Австрия, — сказал он, и слезы душили его голос, — ты не умерла. Ты будешь жить в наших сердцах.

Мы все рыдали. Маленькие девочки, которых я держала на руках, плакали горько и громко. Они не понимали, что происходит, но их юные сердца почувствовали скорбь этого часа.

— Я хочу послать телеграмму. «Вена, Бундесканцелярия, доктору Курту Шушнигу. Да благословит и хранит вас всегда Господь».

Я очень сомневалась, что сейчас какая-то телеграмма могла дойти до канцлера, но радовалась и гордилась Георгом.

— Слушайте, — сказал Вернер, открывая окно, и в комнату тяжелыми глубокими волнами ворвался звон многочисленных колоколов. Мы различили Собор, Ноннберг, монастырь Святого Петра, францисканцев, но их должно было быть много больше. Отец Вазнер позвонил своему приятелю-священнику узнать насчет этого. Нацисты входили в Зальцбург. В каждой церкви за колокольным звоном наблюдал вооруженный гестаповец.

— Закрой окно, холодно, — сказал Георг. Я знала, что это не из-за холода; он не хотел слышать колокола. Но что это? Окно закрыто, а колокола, казалось, звучали громче — в самом деле — теперь их звон доносился по радио, и не успели мы перевести дыхание, как резкий голос возвестил:

— Мы хотим, чтобы весь мир слышал, как народ Австрии приветствует своих освободителей. Они стремительно бросились во все колокольни, и теперь все колокола Зальцбурга выражают своим звоном их великую благодарность.

Какая низкая ложь! Вернер даже подпрыгнул, глаза его сверкнули, кулаки сжались. Но что он мог сделать? Ничего.

Это была только первая ложь в бесконечной цепочке. Теперь мы вели двойную жизнь. Что бы ни происходило в течение дня, вечером мы слышали в эфире совершенно иное описание событий — хотелось взять топор и вдребезги разбить радио.

— Будь добра, сделай мне одолжение и обещай одну вещь, — попросил Георг на следующее утро. — Пожалуйста, не езди пока в город.