Аглая Оболенская - За миг до тебя Страница 31

— Привет, Иней-джан! Не узнаёшь?

— Нет, то есть да. Теперь узнаю, — и мысленно добавила: — по голосу.

Инна отошла в сторону, освобождая проход экс-рыцарю, ныне бомжу и его загадочной сумке. Закрыв за собой дверь, он осторожно спустил сумку с плеча, прислонив её к вешалке, и огляделся.

— Тут ты живёшь? Скромно, мебели мало. Но зато воздух чище, правильно я всё говорю, а, Иней-джан?

Она согласно кивнула, продолжая наблюдать за тем, как он носком за пятку брезгливо скидывает с босых ног пыльную обувь.

— И кто бы говорил о скромности…

— Где у тебя душ? Хочу помыться с дороги! — ветровка первой летит к его ногам, туда же падает футболка с растянутыми рукавами и выцветшим серпом и молотомна груди.

— Прямо по коридору, первая дверь.

Знакомая улыбка с ровным белым оскалом в её сторону и джинсы бесстыдно валятся в общую кучу.

— Прикажете постирать?

— Зачем сарказм, красавица? Сам уберу.

А он нисколько не изменился — всё тот же блестящий смуглый торс, чуть-чуть поросший волосом, едва уловимый запах от Мизрахи и маленький кусочек гладкой чёрной материи, маняще прикрывающий естество.

Инна вспомнила искромётный феерический секс, который случился с ними после показа в Праге. В ту ночь они обошли десяток маленьких пивных и хмельные оказались вдвоём у неё в номере. Эмиль срывал с Инны одежду, бросал на пушистый ковёр, затем, полностью нагую утопил в том же ворсе и её саму. Два разгорячённых тела, сплетясь ногами и руками, бешено катались по полу, словно желали насытиться друг другом на всю оставшуюся жизнь.

Осторожно переступив через груду одежды, Эмиль грациозно прошествовал в ванну.

— Эй, Инна-джан! — сквозь шум воды донёсся до неё его мягкий тенор. — Принеси мне, пожалуйста, полотенце!

Роясь в бельевом шкафу в поисках достойного полотенца, Инна пыталась справиться с возникшим желанием. "Это похоть и ничего больше!" — убеждала она себя, но похоть захватила её всю, сдавив дыхание и заставив до боли вибрировать низ живота. Она открыла дверь ванной с белым флагом на вытянутой руке, заранее предугадав свою участь и сдавшись на милость противнику.

Эмиль откинул влажные кудри с посвежевшего лица и по-кошачьи прищурился. Освободив её руку от тяжёлой махровой ткани, он потянул добровольную пленницу к себе. Она не сопротивлялась. Теплые струи ударили по голове, плечам, груди. Тугая жаркая кожа Эмиля дымилась паром. Он жадно глотал воду, стекающую по её телу, стихийно касаясь Инны руками, сосками, коленками, восставшей плотью. Она застонала тихонько и просительно, когда Эмиль, обхватив её бедра, оторвал от земли и насадил на себя требовательно, настойчиво. Теперь он был господин и повелитель беспомощной, восхитительно мокрой и растрёпанной женщины, вскрикивающей от наслаждения и впивающейся в него тонкими слабыми пальчиками.

— Ты предохраняешься?

Всё правильно, пять баллов, дорогой! По мнению незабвенной Полины Бодло, стихийный секс при длительном воздержании полезен для здоровья. И ничего личного. Инна решительно сказала "нет". Эмиль, как опытный боец, в последнюю секунду покинул поле боя. Личное предполагает другие понятия: любовь, душа, дети…

Разомлевшая и удовлетворённая, она протёрла в запотевшем зеркале дыру и поймала блеск собственных довольных глаз.

— Тебе было хорошо?

— Потрясающе, Эмиль! Великолепно.

Он попытался вновь обнять её, возникнув позади в зеркальном отражении, но Инна вырвалась, закуталась в халат и выскользнула вон из ванной. Хорошего по-маленьку, к нему так быстро привыкаешь. Теперь несчастное тело надолго запомнит горячие ласки потомка Тамерлана, а душа… душа по-прежнему одинока, как утонувшая под толстым слоем снега ледяная пустыня.

Не стесняясь своей наготы, Эмиль извлёк из старой сумки изящный кожаный саквояж, в котором стопочкой лежали стильные льняные шорты, художественно порваные белые джинсы и яркие майки без рукавов. Отдав предпочтение джинсам, он тут же, стоя над неубраной ветошью, напялил их на себя. И снова превратился в леденец, каким Инна привыкла его видеть всегда. Картинка, щеголявшая по подиуму в пятнистых, огненных одеждах а ля Бодло.

23.

— Я могу остаться на ночь и скрасить твоё одиночество, — без обидняков предложил Эмиль после ужина. Они сидели на кухне при свете ночника и догорающей свечи в оплывшем подсвечнике.

— Спасибо, Эмиль, но это лишнее. И я не одинока — у меня есть сын. А потом, знаешь, я уверена, что ходит по свету человек, рождённый для меня. Мы просто с ним не встретились… или разминулись.

— Как хочешь. Тогда поеду в гостиницу.

— В гостинице не безопасно. Тебя сразу вычислят по этому маскараду. Кстати, зачем ты так вырядился?

— Марат инструктировал меня. Сказал, что я могу столкнуться с трудностями и было бы разумнее действовать инкогнито. Вот я и забрал с дачи старые вещи, откуда мне знать, как у вас люди одеты.

— Ну, в толпе тебе затеряться удалось. В глаза ты, прямо скажем, не бросался. Сейчас нарядишься так же и поедешь к моей приятельнице ночевать. Звонить ей рисковать не будем, я напишу записку.

Вид переложенных на табуретку мятых штанов не прибавил радости на его породистом лице.

— Она хоть красивая?

— Кто?

— Твоя знакомая, с которой я… у которой я должен ночевать.

Инна негромко рассмеялась, ущипнув Эмиля за руку:

— Несносный развратник! Дон-Жуан… Она милая и, слава богу, пережила два брака, так что любовного опыта ей не занимать. И ещё, только это между нами, Лялечка давным-давно, ещё в институтскую пору, соблазнила моего мужа. Вот так-то, знай — она тёртый калач.

— Иней-джан, я ничего не понял, где твоя гордость? Ты дружишь с женщиной, покусившейся на святое!

— Ну, положим, святым мой бывший никогда не был. А то, что покусилась — ну и на здоровье. Рано или поздно не она так другая. Вообще-то Лялю я ценю за трезвый взгляд на действительность и непоколебимое чувство юмора. В наше время повальных депрессий, нытиков и пессимистов приходится обегать за версту! Это заразно…

После ухода Эмиля Инна долго листала оставленные им документы новорожденного фонда. Имя управляющего в графе пока пустовало — деликатный папа Гия не желал ущемлять её гордость. Полина раньше называла эту черту характера подруги "патологическая гордыня". Вообще-то подобная предусмотрительность Георгия Давидовича, черт с ней, с гордыней, была как нельзя кстати: Инной уже вовсю интересовалась вражеская сторона бывшей партийной элиты города. Эмиль прошерстил её крохотную квартирку на предмет "прослушки", смешно водя по воздуху миниатюрной пипикающей коробкой, утыканной антенами и проводками. Оказалось, что никто Инну не слушал. Ею пока зачитывались…