Татьяна Веденская - Вся правда Страница 31

– Курить будешь? – спросил меня кто-то бородатый.

– Конечно, – кивнула я.

– Держи. Тебе лет сколько?

– Семнадцать.

– Пожрать у тебя ничего нет? – спросил меня длинноволосый Данила. При свете дня он смотрелся не так пугающе, как в темноте коридора. Хотя…Ему было лет двадцать пять на вид. Вполне взрослый чувак. Длинные волосы выглядели так, словно последний раз их мыли где-то в прошлом году. Бледный цвет лица пугающе дополнялся страшно нездоровыми кругами под глазами. Он был худощав, гнулся во все стороны, как кукла из резины. Неестественно долго мог сидеть в позе лотоса, переплетя ноги так, как мне никогда бы не удалось.

– ПОЖРАТЬ? – переспросил он, трясанув меня за плечо. Я дернулась и открыла рюкзак. Оттуда я достала тушенку, макароны и хлеб.

– Другое дело, – довольный Данила оглядел провизию. – Готовь.

– Я?

– А кто? У нас самообслуживание.

Я пошла на кухню – маленькое шестиметровое помещение с тараканами, уже не боящимися света дня. Из крана все время текла струйка горячей воды, отчего было жарко и влажно. Горела конфорка, газовый синий цветок. В двух шкафчиках я нашла две алюминиевые кастрюли, алюминиевые ложки, явно украденные из какой-то столовой, сковородку, возрастом старше меня и несколько отбитых кружек без ручек. На этом все. Я поставила вариться макароны, перемешала их с тушенкой. Наломала хлеб.

– Народ, пошли есть! – скомандовал Данила. Орава из пятнадцати человек налетела на кастрюлю и смела ее в секунду. Слава Богу, я напробовалась, пока готовила, так как в конкурсе на самую быструю ложку я заняла последнее место. Пятнадцать голодных ртов на одну мою несчастную банку явно не насытились и был собран круг.

– У кого есть деньги? – спросил Даня.

– У меня, – сказала я и отдала все те рубли, что у меня еще оставались. Их было мало, но не время было жадничать. Я напою в переходе еще. Должна же быть от меня хоть какая-то польза.

– Тогда я добавлю еще десятку Мышки и хватит на овсянку и пачку сахара.

– Отличный вариант, – согласилось общество и где-то через час мы употребили вареную на воде овсянку с сахаром. Было неплохо, а уж после того, как мы распили чаю и принялись беседовать о смысле творчества регги-чернушного коллектива «Комитет Охраны Тепла» (сокращенно о КОТе), стало хорошо совсем. Я развалилась на каких-то тряпках в углу и отключилась. И вообще, уже через неделю меня совершенно не напрягали условия жизни. Лишь бы вокруг были люди хорошие. Наркоту тут варили редко, но мне не давали. Как-то не было принято подсаживать молодняк на иглу. А сама я не нарывалась еще. Я не собиралась беречься, просто знала – ничего от меня не уйдет. Всему свое время. А в основном коллектив нашей тусовочной квартиры с сорванными кранами и никогда не работающим унитазом пел под гитары, курил траву и (изредка) искал денег на еду. На пачку овса, на макароны. Иногда на сгущенку и хлеб. Потребности у нас у всех были нулевые, амбиции тоже. Спокойно жить, спать, есть, курить. Иногда колоться. Ждать событий. События происходили. Иногда хорошие. Например, когда приезжал Белый из Питера и привозил всем грибов – пселоциббинов. Иногда плохие – Данилу опять избили местные менты. Так, для острастки и от скуки. Бывало, что его начинал раздражать колхоз, который обитал в его жилище и тогда он выбрасывал на улицу всех неугодных. Меня эта участь миновала пока, так как я жила тихо, приносила еду и убирала мусор. Даже однажды намазала стены карандашом от тараканов с нежнейшим названием «Машенька». Но тараканов истребить было нельзя. Это скорее, они могли победить нас. И на самом деле они были истинными хозяевами дома. Мне долго пришлось привыкать к тому, что ночью они по мне будут вольготно ползать, а утром мне придется их с себя сгонять чуть ли не матюгами. Но ничего, привыкла. Как и привыкла к тому, что либо ты спишь на диване, но впятером, либо на полу, но одна. Но на полу. Холодном и жестком. А в остальном все было неплохо. Неплохо для той, которая не хочет жить. Которая умерла. Как выяснилось, не так уж нас и мало, умерших. И среди нас даже есть много людей интересных. Людей, видящих свое будущее в определенном свете. «Выхода нет» – надпись на стене и наш своеобразный девиз. А еще нас часто посещала ЛЮБОВЬ. Сначала она посещала людей вокруг меня, тогда я окончательно переселялась на пол и иногда слушала, как с дивана раздавалось определенное пыхтение и придыхание.

– Вы уже закончили? Я спать хочу, – бухтел Даня, но терпел. Любовь он считал чувством правильным и достойным уважения. Он радовался, когда пришедшие порознь люди в его доме понимали, что вместе им лучше, чем порознь. Когда-то и у него в жизни была девушка. Давно. Через пару недель моего тихого и ненапряжного обитания в доме Тестовского мы с ним сильно сблизились. Не в том смысле чтобы я стала чем-то вроде герл-френд. Ни в коем разе. Он не был в моем вкусе также как и я не была в его. В этом вопросе мы с ним нашли полное понимание. И когда окончательно выяснили, что порывы души не будут никем восприняты в качестве закодированного признания в любви и приглашения в кровать, вернее на диван с тараканами, оба мы расслабились и сочли возможным пообщаться поближе.

– Элис, скажи, зачем ты, маленькая московская девочка без проблем, живешь здесь, у меня?

– Я просто не могу видеть свою родню.

– Это понятно. Я видел таких не раз. Но ты не слишком-то похожа на них. Избалованные дети, желающие угоститься свободой. Они улетают к родным гнездам лишь только повеет ледяным северным ветром. Или их бросит парень.

– Это не про меня, – улыбалась я, наливая ему чай. Единственным местом, где можно было поговорить, являлась кухня. Пусть в пару и влаге, но наедине.

– Я знаю. Вот и спрашиваю. Почему ты здесь, а не дома? Ведь тебя же не бросал парень.

– Не бросал. У меня не было никого, кого я в принципе могла бы назвать своим парнем. Не знаю, почему я здесь.

– А если бы тебе не дали мой адрес? Ты так и жила бы на крыше?

– Переселилась бы на вокзал. Чего пристал? – отмахивалась я.

– Странная ты. Не понятно, чего ты хочешь.

– Ага, а с тобой все понятно. «Всего приятней прыгнуть из окна, отринув тьму…». Однажды такое случится и со мной. Тогда все будет кончено, а пока смысл моей жизни заключен в том, чтобы сделать тебе чаю. Это правда.

– Ты молода. Семнадцать лет. Уже хочешь в окно?

– А ты не хочешь?

– Нет. Зачем? Когда-то я так и так помру. А пока можно еще поколбаситься.

– А что случилось с тобой.

– В каком смысле? – не понял Данька. – Ничего не случилось. Сижу, вот, примус починяю.

– Ты мог бы, как мой братец, трахать баб. Зашибать свой трудовой кусок и мечтать о покупке стереосистемы.