Вирджиния Эндрюс - Долгая ночь Страница 31

– Правда?

– Да. Тебе это нравится? – спросила Евгения. Я задумалась на мгновение.

– Да, – ответила я. – Думаю, я согласилась бы. – Тогда, возможно, Нильс действительно прав: это волшебный пруд.

– Ну, Евгения, тебе нужно было пожелать что-нибудь для себя.

– Нильс сказал, что желания для себя не сбываются.

– Я вернусь и пожелаю за тебя, – пообещала я. – Очень скоро.

Евгения, откидываясь на спинку коляски. К ней быстро пришла усталость, окутывая ее как мрачное грозовое облако.

Как только мы добрались до дома, входная дверь тут же распахнулась, и на порог вышла Эмили. Скрестив на груди руки, она свирепо глядела на нас.

– Где вы были? – потребовала ответа она.

– Мы просто прогулялись, – ответила я.

– Вы отсутствовали слишком долго, – подозрительно проговорила она.

– Ну, Эмили, – сказала Евгения. – Не старайся видеть все хорошее в черном цвете. В следующий раз, если хочешь, мы возьмем тебя с собой.

– Из-за тебя она слишком долго была на улице, – сказала Эмили, – Посмотри на нее: она же совершенно измучена.

– Нет! – возразила Евгения.

– Мама рассердится, когда вернется, – сказала Эмили, не обращая внимания на ее слова.

– Не говори ей, Эмили. Не будь сплетницей. Это плохо. Ты не должна была рассказывать папе о Лилиан и Нильсе. Это привело к неприятностям и оставило тяжелое впечатление, – говорила Евгения. – Лилиан не сделала ничего плохого. И ты знаешь об этом.

Я затаила дыхание. Впервые за все время Эмили покраснела. Она могла спорить с кем угодно, слушать и огрызаться как со взрослыми, так и с детьми, но она не могла вести себя Евгенией, Вместо этого ее взгляд переметнулся на меня.

– Похоже, ты настраиваешь ее против меня, – проговорила Эмили и, развернувшись, удалилась в дом.

Защищая меня, Евгения окончательно обессилела. Она в изнеможении откинулась в коляске. Я позвала Генри, чтобы тот помог мне внести Евгению по ступенькам в дом. Затем я отвезла ее к ней в комнату, и уложила в постель. Евгения была как тряпичная кукла. Вскоре она заснула, и я думаю ей снился пруд, потому что даже несмотря на сильную усталость, Евгения спала с улыбкой на губах. Я пошла назад к ступенькам, ведущим в мою комнату, но когда я поравнялась с кабинетом папы, оттуда вышла Эмили и внезапно схватила меня за руку так, что перехватило дыхание. Она приперла меня к противоположной стенке.

– Ты ведь возила ее на этот глупый пруд, не так ли? – спросила она. Я отрицательно покачала головой. Не ври мне. Я не так глупа. Я заметила маленькие веточки и травинки, застрявшие между спицами колес инвалидной коляски. Папа придет в ярость, – пригрозила она, приблизив свое лицо ко мне так близко, что я смогла разглядеть крошечную родинку у нее под правым глазом. – И Нильс там был, так? – продолжала она, тряхнув мою руку.

– Дай мне пройти! – закричала я. – Ты – чудовище!

– Ты настраиваешь ее против меня, так? – Она отпустила меня, ехидно улыбаясь. – Так и должно быть. Что еще можно ожидать от тебя, несущей проклятье. Ты сеешь семена зла везде, в каждом человеке и в каждом месте, где появляешься. Но твое время пришло. Сила моих молитв сравняет тебя с землей, – пригрозила она.

– Оставь меня в покое! – взвизгнула я, и слезы потекли по моим щекам. – На мне нет проклятья! Нет!

Эмили продолжала улыбаться, и эта дьявольская улыбка проводила меня наверх и просочилась под дверь моей комнаты, и этой ночью даже прокралась в мои сны.

То ли из-за слов Евгении или каких-то интриг ее дьявольского ума, но Эмили ничего не сказала ни маме, ни папе о нашей с Евгенией прогулке. Этим вечером за обедом она сидела тихо, видимо довольная угрозой, нависшей над моей головой. Я изо всех сил старалась не обращать внимания на нее, но глаза Эмили становились временами такими большими и наполнялись такой ненавистью, что трудно было уйти от ее взгляда.

Но это было несущественно, ибо она уже приготовилась отомстить. И как всегда Эмили оправдала бы все своими религиозными убеждениями. В ее руках Библия становилась орудием, и она безжалостно использовала его, когда считала это необходимым. Ни одно наказание не считалось слишком суровым, ни какое количество слез не было слишком большим. Неважно, как сильно она обижала нас, Эмили спокойно шла спать с верой в то, что выполняет работу, порученную ей Богом.

Как однажды сказал Генри, глядя на Эмили, «у дьявола нет лучшего солдата, чем самодовольный мужчина или женщина, которые размахивают этим жутким мечом». И я скоро ощутила остроту этого меча.

Глава 6

Порочные забавы

Среди всех, кого я встречала в своей жизни, и кто мог спокойно заниматься своим делом, не обращая внимания на интриги за своей спиной, трудно было найти лучшего специалиста в подлости и предательстве, чем Эмили. Она могла научить любых шпионов, как надо лучше выслеживать, она могла преподать урок Бруту до того, как он предал Юлия Цезаря. Я была уверена, что сам дьявол учился у нее, а потом только начал действовать.

В течение недели, начавшейся с той субботы, когда мы с Евгенией уходили на прогулку, Эмили не произнесла ни слова об этом, проявляя гнева и воинственности не больше, чем обычно. Она, казалось, ушла с головой в работу, которую ей поручил священник в воскресной школе; этой работы было не меньше, чем в обычной школе, поэтому она дома бывала реже, чем раньше. Ее отношение к Евгении не изменилось. Эмили даже проявила необычную для нее внимательность, принеся однажды, почти добровольно, обед для Евгении. Один раз за всю неделю она навестила Евгению, чтобы дать ей какие-то религиозные указания – не то читать Библейские рассказы, не то объяснила ей доктрину церкви. Раньше, когда Евгения засыпала во время чтения, Эмили очень злилась и отказывалась принять извинения Евгении. Но в этот раз, когда она пришла почитать из Евангелия от Матвея и Евгения заснула, Эмили не стала читать лекцию о том, как это важно не засыпать и с вниманием слушать Библию, и не захлопнула книгу с таким шумом, что глаза Евгении тут же открылись бы. Вместо этого Эмили вдруг тихо встала и бесшумно выскользнула из ее комнаты. Даже Евгения стала думать о ней лучше.

– Она сожалеет о том, что совершила, – заключила Евгения. – Она хочет, чтобы мы ее полюбили.

– Не думаю, что она хочет чьей-нибудь любви – папиной или маминой, или даже Бога, – ответила я, но видя, как раздражает Евгению моя неприязнь к Эмили, старалась улыбнуться и думать о чем-нибудь другом. – Представь, что она действительно изменилась. Представь, что она отрастит волосы и повяжет в волосы хорошенький розовый бант или оденет красивое платье вместо тех старых серых мешков и грубых туфель на толстых каблуках, из-за которых она выглядит выше, чем есть на самом деле.