Елена Квашнина - А у нас во дворе (СИ) Страница 31

   Полагаю, сейчас Лёнька не сам угощал мою врагиню, хитро пустил фруктину по рукам. Посредники наверняка были не в курсе тонкой комбинации. Полагаю так же, что апельсин был выдающимся. Ну, там, по размеру, цвету, аромату и так далее. Иначе бы Лаврова на него не польстилась. Ей всегда всё самое лучшее подавай. И погуще, погуще. Но какой жадностью должен обладать человек? Неужто весь апельсин сразу заглотила? Ведь пурген, насколько мне известно, ощутимо горчит. Я-то думала, у Лавровой банальное ОРЗ, а у неё, получается, тесный контакт с фаянсовым другом человечества. Эх, жаль, нельзя выведать у Серёги детали. Из принципиальной вредности не поделится.

   Он заметил мою слабую улыбку, отсвет недолгой отлучки в счастливое детство, вспылил:

   - Точно, твоих рук дело. Или ты знаешь, кто сподличал.

   Может, всё-таки стоит поделиться с ним секретами лавровских проделок? Нет, мне он не поверит. Посчитает, напраслину возвожу. Из зависти или по какой другой, одному ему ведомой, причине. Ход мыслей Логинова я постигала не всегда. Иногда вовсе не постигала. Я его эмоции чувствовала, реакцию и действия предугадать могла, а с чтением мыслей существовала напряжёнка. Следовательно, единственный выход - обороняться.

   - Я ей вообще никогда ничего не делала. Руки об такую пачкать... Ты меня с ней не равняй. И кто с апельсином пошутил, без понятия. Кстати, а как им можно отравить? Растолкуй безмозглой. Я, конечно, не Мария Медичи и не Цезарь Борджиа, но вдруг пригодится? - злость возвратилась в мою душу, как будто спокойно дожидалась неподалёку удобного случая. Подождала, пока я сбегаю в самоволку, вспомню прошлое, и вернулась уже надолго.

   - У меня ни капли сомнения, что на столь изощрённое издевательство подбила ребят ты. Ты у них вечный генератор идей. Так вот... - он тоже начал беситься. Ай да, Тоша, молодец! Научилась выводить из себя даже непробиваемого Логинова. Респект и уважуха.

   - ...если это ещё раз повторится...

   Я не стала дослушивать, высокомерно промолвила:

   - То ты меня выпорешь? Родителям настучишь? Ну-ну. Испугал. Непонятно, зачем ты мне это говоришь. Кто подсунул апельсин, с того и спрашивай. Тебе многого хочется. Никто не собирался заниматься твоей Танечкой, не обольщайся. И тебя бояться никто не собирается.

   - Сейчас ты соберёшься, - нехорошим голосом пообещал выведенный из себя Логинов.

   Блин! Вот зачем я это сказала? Кто за язык тянул? Чтоб последнее слово за мной осталось? Я испугалась его голоса и взгляда, - вдруг у него сегодня брюки на ремне, вдруг реально выпорет? Он, между прочим, способен. Не вообще руку на меня поднять, а по-отечески поучить ремешком, чтоб не фордыбачила. С него станется. Не маскируясь, бросилась к двери, спасаться проверенным способом, то есть паническим бегством. Он успел цапнуть за воротник пальто, с силой дёрнул назад. От пальто сразу отлетело несколько пуговиц. Да и бог бы с ними, главное - выбраться из чёртова гаража. Сначала вытянуть воротник из его рук, потом драпать.

   Мы отчаянно боролись сперва за воротник, потом за рукав, потом за подол. В процессе борьбы повалились на пол и катались по нему, как два партерных борца. Я периодически пыталась подняться на ноги, Логинов не давал, издевался пьяно:

   - Потише, не вырывайся, не то последние пуговицы потеряешь и хлястик в придачу.

   Вырваться и впрямь не представлялось возможным. Для пущей надёжности Логинов попросту поместился сверху, придавил своим весом. Я решила переменить тактику. Всё равно пальто уже грязное, без пуговиц, его теперь сто лет в порядок приводить... Затихла. Закрыла глаза, дожидаясь, когда он расслабится, потеряет бдительность. И услышала хриплое:

   - Вот и умница. Не всё же одному Воронину пользоваться.

   Вон оно как! Логинов не наказывать меня собирался, ему тела комиссарского возжелалось. Танечки мало? Я-то, дура наивная... Ну, мерзавец, погоди! Пигмалион долбанный!

   - Пусти, - ровным голосом сказала ему, не открывая глаз, восстанавливая дыхание, готовилась к решающему рывку. Из-под двери, в широкую щель, кондово сквозило. Бетонный пол был леденющим. Не смотря на зимнее пальто с ватином, моя спина как губка впитывала промозглую стылость бетона. Логинов, похоже, испытывал не меньший дискомфорт. Обдавая горячим дыханием, жарко шепнул мне в ухо:

   - Слушай, чего это мы с тобой на полу устроились? Давай на топчан перебираться, там теплее.

   История со Славкой медленно проплыла в памяти. Но тогда я была в тоске, пьяна, не соображала, что делаю. Сама позволила Воронину. А Логинов меня и не спрашивал, единолично решил. Без любви, без душевной потребности, попользоваться нашармака... шлюхой можно... Силой потребовал то, что ему могли добровольно отдать, без всяких условий. Ну, так не получит он ничего! Крошечки ему не обломится. Сдохну, не уступлю!

   - Знаешь, ты кто? - в гневе процедила ему сквозь зубы. Открыла глаза. Он не дослушал, испугался моих рвущихся наружу ядовитых слов. Закрыл мне рот своим.

   Не о таком его поцелуе я мечтала. Нижняя губа у меня болела. В порыве стремления заставить меня молчать Серёжка прокусил её до крови. Во рту остался неприятный привкус перегара. Никакого удовольствия, сплошные болезненные ощущения. Зато у Логинова от поцелуя явно слегка поехала крыша. Он немного расслабился, перестал давить. Носом водил по моей щеке, рукой потёк под пальто, гладить бедро несчастной Галатеи.

   Я воспользовалась моментом. Сделала усилие и одним движением спихнула его с себя. Быстро встала. Он тоже сразу за мной, как пружина, вскочил на ноги. Оскорбительно усмехнулся:

   - А сладкая баба у Воронина.

   - Баб на базаре ищи, - задыхаясь от бешенства, пробормотала я, пятясь к двери. - В ряду, где семечками торгуют.

   - Ну, Тоша, - ласково уговаривал он, медленно наступая. - Ты ведь не жадная, поделись и со мной. Со Славкой же делишься?

   - Чем, идиот, чем?- почти закричала я, упираясь спиной в вожделенную дверь. Осталось поднять крючок и вывалиться на улицу, к морозу, позёмке, свежему воздуху и к нормальным людям. Но для этого нужно повернуться спиной к готовому в любой момент накинуться Логинову. Меня колотило от одного его уверенного вида.

   - Чем мне с тобой делиться?

   - Собой, моя девочка, собой, ненаглядная, - в его голосе прорезались бархатные, мурлыкающие нотки, и от них стало ещё страшней. От страха и безысходности тихо вымолвила:

   - Маньяк. Только маньяк может насиловать.

   Стало очень тихо. Мерно потрескивал обогреватель. Из-за двери доносились отдалённые голоса двух весёлых автолюбителей, не испугавшихся дурной погоды. Тяжело, прерывисто дышал Логинов. Он остановился. Видно, от жестокого оскорбления охотничий азарт у него начал проходить. Я воспользовалась паузой, бросила ему в смятое непонятным чувством лицо: