Эллина Наумова - Постель и все остальное Страница 31

– Ирина Сергеевна, что с вами? Вам нужен врач? Что-то дома случилось?

Ирина от изумления нечленораздельно забормотала.

– Зайдите ко мне, – приказал Арсений и втолкнул ее в дверной проем, из которого секунду назад, оказывается, вышел. Секретарши в предбаннике не было, он ловко доволок Ирину до территории, с которой всего пару дней руководил аналитиками всех мастей, плотно закрыл дверь и сильно тряхнул за плечи: – Надралась, голубушка? Так вот в чем твои проблемы!

От возмущения Ирина онемела. Поэтому молча дыхнула на него. И неожиданно для себя, простившей всех, нет, никакой вины перед собой ни в ком не увидевшей, хрипло сказала:

– Сволочи! И Евгений Владиславович, и Танька. Как же я их ненавижу, ты бы знал! Почему вокруг меня такой ажиотаж?

Арсений, как слепую, подвел ее к зеркалу. Там Ирина сначала увидела его грозно-растерянный лик, а потом свои красные от слез, неимоверно распухшие веки, искусанные губы и волосы, которые уложить таким образом можно было, только если долго их на себе рвать.

– Это я? – вырвалось у спокойной, трудоспособной, близкой ко всем победам женщины. – Вот что сделали со мной проклятые мичуринцы! Евгений Владиславович и Танька! Нет, ты сам подумай: звонить мне ночью через семь лет, требовать номер, звать ее, а она, скотина, хоть бы эсэмэску прислала, что они сразу договорились встречаться, что он ее уже взял на мое место! Он думает, что хозяин мира? Она считает себя пупом земли? А надо мной можно издеваться, да? О, я отомщу за этот день, как я им отомщу!

Арсению нелегко далось приведение сотрудницы и любовницы в чувство. То есть она находилась в чувстве боли и не желала иного. Наконец умылась, причесалась и связно поведала о своих мытарствах.

– Клянусь, я не психопатка. Но так отвратительно со мной еще никто себя не вел, – пылко закончила Ирина. Потом задумчиво сказала: – Я представить себе не могла, что это возможно: отлично контролировать себя внутри, даже какие-то моральные принципы реализовывать – всех оправдывать, а снаружи невменяемо реветь.

– Я тоже не понимаю, как тебя, сильную нормальную женщину, угораздило, – тихо сказал Арсений. Особого сочувствия в его голосе Ирина не услышала. – Ведь мы вчера договорились работать вместе. Ты мне не поверила? Вот это цинизм! Но у циников не бывает нервных срывов. А тебе впору лечиться. Зачем тебя понесло в фирму?

Еще минуту назад Ирина могла ляпнуть, что хочет выйти за него замуж и решила отдалиться, чтобы приблизиться уже вплотную. Но теперь, опомнившись, ворчливо сказала:

– Мне показалось, что ты оставил меня из какой-то ложной жалости.

– А что такое ложная жалость? – озадачился Арсений.

Она только обреченно махнула рукой. И тут осознала, что действительно сделала пусть глупость, но ради него. Можно подумать, кто-нибудь когда-нибудь собирался совершить идиотский поступок. Все считали, что действуют умно. «Я влюбилась? – подумала Ирина. – Господи, сколько раз молила: пошли любовь, хоть безответную, пошли эту легкую тяжесть, сладкую горечь, только бы знать и ощущать, что стоит подумать о нем, и все исчезнет, и воспарю, и полечу. На минутку, пока не вспомню, что он меня не любит, но эта минутка стоит месяцев здравого ума и трезвой памяти. Неужели послал? А как еще можно объяснить мое временное помешательство? Единственное объяснение – я испугалась, что, раз у меня не получилось мигом сменить работу, придется остаться здесь. А остаться здесь было тогда равнозначным потере Арсения. Какая странная любовь – петь не хочется, а головой о стенку биться я не прочь». Она не предполагала, что он внимательно смотрит в ее темечко. Подняла тяжелую голову. Глаза в глаза. Арсений увидел сияющие серые плошки, исполненные чем-то неимоверным. Ирина смутилась, и мгновенно на ее лице появились тяжелые красные веки вокруг усталых пустых глаз человека, пережившего шок.

Но они оба уже поняли, что ее взгляд – это такая обнаженка, по сравнению с которой женщина в гинекологическом кресле посреди городской площади – ерунда. Любая голая правда, выраженная нецензурными словами, – ничто. Этот взгляд сделал презренными и долгий секс, и емкие разговоры по душам. Но в следующую секунду оба ощутили небывалое возбуждение. Человеческая природа юно, яростно бунтовала против общения взглядами. Когда-то Арсений спрашивал себя, что ему жальче всего будет потерять – зрение, обоняние или слух? Именно жальче, о практических вещах речь не шла. Так психолог готовил группу обеспокоенных людей к мыслям о возможной инвалидности. Только что случились теракты в Москве, и длилась череда авиакатастроф. Потеря зрения вызывала у всех ужас. Только Арсений честно сказал, что не сможет жить без прикосновения ветра к щеке и дождя, барабанящего по макушке. Народ глядел на него, как на извращенца. Возможно, Ирина была такой же.

Они не смогли противиться неожиданному сильному влечению. Использовали не по прямому назначению стол в начальничьем кабинете. Получилось все на нем гораздо лучше, чем в кровати. Тем не менее любовники были изумлены ощущением нормальности того, что произошло. Слова «пошлость» и «похоть» остались в их лексиконе для других ситуаций. И теперь нельзя было исключить, что количество таковых может начать быстро уменьшаться.

Ирина опомнилась чуть раньше и нарочито буднично сказала:

– Я пойду. Не волнуйся, работать пойду, не домой.

– Да и с какой стати домой в разгар рабочего дня? – неуклюже пошутил он. И почти без паузы: – Слушай, Ир, отправляйся к себе, поспи, успокоительных каких-нибудь попей, музыку включи, комедию любимую, отдохни. Правда, настоящей жалостью жалко, а не ложной. Выдумала же! Я, когда увидел тебя перед собой в коридоре, подумал, ты ко мне в кабинет шла.

– Ага, в сопровождении десятка твоих подчиненных. Испугался скандала?

– Разве для него есть повод? Нет, решил, что с твоими близкими не все ладно.

Ирина улыбнулась и молча направилась к двери. Взявшись за ручку, обернулась:

– Извини, больше ревмя реветь в коридоре не буду. Я иду к себе в отдел. А может, правильно, что женщинам неохотно доверяют руководящие должности? Еще истечет слезами на ковре у какого-нибудь босса, думая, что с умным видом рапортует об успехах.

– Видела бы ты, какие истерики мужчины закатывают, – напутствовал ее Арсений.

Обнаружив, что дверь была не заперта, Ирина, как школьница, не выучившая урок и не вызванная к доске, подумала: «Пронесло». Хотя по большому счету ее и вызвали, и спросили, и пятерку поставили. Она торопливо выбралась за порог. Состояние было такое, будто пару ночей не спала, пару дней не ела, уже перестала хотеть спать и есть и слабо недоумевала: неужели так можно жить? Войдя к непосредственному начальнику, она гипнотически на него уставилась и ровно сказала: