Джудит Макнот - Триумф нежности Страница 31

С нежностью, в которой сквозило нетерпение, Рамон заключил ее в свои объятия.

— И я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

— Как? — нежно выдохнул он.

— Как друга — ты же не сердишься, — ответила Кэти, смущенная вопросом.

Его губы прижались к ней, они были теплыми, но плотно сжатыми.

— И не только дружески, — задыхаясь, уточнила она.

Его губы жадно прильнули к ней, его руки неутомимо гладили ее по плечам, по спине, затем скользнули ниже, заставляя теснее прижаться к его возбужденному телу. Продолжая целовать, он опустил ее на софу и пытался расстегнуть крошечные пуговицы шелковой блузки. Не справившись с ними, он, чисто по-мужски, переложил всю работу на Кэти.

— Расстегни пуговицы, — низким настойчивым голосом велел он.

Казалось, Кэти понадобилась на это целая вечность. У нее дрожали руки, а Рамон не переставал покрывать ее поцелуями. Когда она наконец-то покончила с последней пуговицей, он оторвался от девушки и нетвердо прошептал:

— Я хочу, чтобы ты сняла ее для меня.

Сердце Кэти бешено заколотилось, она вытащила руки из рукавов, белый шелк скользнул вниз. Взгляду Рамона предстал кружевной бюстгальтер.

— Это тоже.

С пламенем в каждой клеточке тела, Кэти расстегнула бюстгальтер. Ее круглые груди цвета слоновой кости открылись его взгляду, в котором было что-то собственническое, соски медленно затвердели, когда его пальцы, вслед за взглядом, коснулись их. Глаза загорелись, и голос огрубел от желания:

— Я хочу увидеть моего ребенка у твоей груди. Смущение Кэти затмилось желанием, поднимающимся в ней. Сдерживая дрожь, она сказала:

— Сейчас мой ребенок — это ты.

— Дай мне пить, Кэти! Я жажду.

Неудержимое возбуждение потрясло ее, когда, положив ладонь на его затылок, она прижала к себе темную голову Рамона и одновременно откинулась назад, предлагая ему свой сосок. Когда мужские губы коснулись ее тела, она едва не закричала. Она не поняла почему. И только когда его губы отпустили ее, по острому сожалению можно было заключить о силе наслаждения.

— Дай мне другую! — хрипло приказал он. Кэти, дрожа, обхватила грудь и поднесла ее к его рту. Невыносимое блаженство, жгучий огонь желания сотрясали ее тело, когда губы Рамона приникли к ее соску.

— Пожалуйста! — простонала она. — Я не могу больше ждать, ты нужен мне!

— Ты не можешь? — выдохнул он.

Они упали на софу, его губы изучали ее ухо, изгиб ее шеи, щеки. Обезумев от желания, Кэти почувствовала, как его руки скользнули ей под юбку, рванули легкую ткань.

Пальцы Рамона замерли между ее ног.

— Ты хочешь меня, но ты не нуждаешься во мне, — выдохнул он. Он говорил одно, а руки, лихорадочно ласкавшие, говорили другое.

Кэти едва не рыдала от желания, страстно гладя его упругое тело.

— Ты мне нужен, — пылко прошептала она, обрушивая на него неистовые поцелуи. — Пожалуйста! Рамон приподнял голову и почти грубо сказал:

— Я тебе не нужен!

Взяв ее руку, он плотно прижал ее к своей твердой, возбужденной плоти.

— Вот кто нужен, Кэти! — Открыв потускневшие от желания глаза, Кэти посмотрела в его искаженное лицо, когда он сказал:

— Ты хочешь меня, когда я держу тебя в своих объятиях, но я нуждаюсь в тебе каждый миг своей жизни. Это желание не отпускает меня никогда, желание сделать тебя моей скручивает меня в узел. — Внезапно он спросил:

— Ты знаешь, что такое страх?

Сбитая с толку внезапной переменой темы, Кэти смотрела на красивые мрачные черты Рамона, но даже не пыталась ответить.

— Страх знать, что у меня нет никакого права желать тебя, и знать, что это сильнее меня. Страх момента, когда ты увидишь мой маленький дом и скажешь, что ты не хочешь жить там.

— Не терзай себя так! — умоляла Кэти, гладя пальцами короткие волосы на его висках. — Пожалуйста, не надо.

— Страх — лежать ночью без сна, думая о том, что будет, если ты не решишься стать моей женой, и о том, как я переживу все это. — Он нежно вытер слезу, катившуюся по щеке Кэти. — Я боюсь потерять тебя, и если это делает меня грубым и невыносимым, тогда я извиняюсь. Это только потому, что я боюсь.

Тая от нежности, Кэти взяла его за подбородок и взглянула в темные глаза Рамона.

— За всю свою жизнь, — прошептала она, — я никогда не встречала мужчину, который бы признался, что он боится.

— Кэти… — Ее имя было хриплым стоном, вырвавшимся из его груди. Губы Рамона требовательно и жадно касались ее, руки становились все настойчивее, казалось, что сердце Кэти не выдержит того томительного и страстного желания, которое переполняло ее.

И тут раздался звонок в дверь.

— Не открывай! — умоляла Кэти, когда он мгновенно вырвался из ее объятий и сел. — Пусть уйдут.

Одарив ее полной сожаления улыбкой, Рамон провел рукой по своим густым волосам, приводя их в порядок.

— Это твои родители. Я вконец потерял голову и забыл сказать, что они придут помочь нам собраться, а потом пообедают с нами.

Кэти вскочила, схватила одежду и выбежала в спальню.

— Впусти их поскорее, иначе они догадаются, чем мы занимались, — сказала Кэти, видя, что Рамон все еще стоит рядом.

— Кэти, — сказал он с озорной усмешкой, — если я впущу их так быстро, они увидят, чем мы занимались.

— Что? — спросила она, замерев в двери спальни, ее ошеломленный взгляд скользнул по раскинутой софе, по полу, затем по Рамону. — О! — только и сказала она, покраснев, как школьница, Кэти стащила с себя одежду в сумасшедшей спешке, говоря себе, что ее поведение весьма странно. Ей двадцать три года, она была замужем, и она собирается замуж за Рамона. Несомненно, ее родители предполагают, что они уже занимались любовью и не раз. Кроме того, они современные люди.

Ровно через четыре минуты после звонка в дверь Кэти вышла в гостиную, одетая в рыжевато-коричневые штаны и мягкий кремовый свитер с высоким воротом, ее волосы аккуратно лежали на плечах. Она попыталась спокойно поздороваться с матерью, но ее лицо выражало смущение, глаза были подозрительно томны, и внутренне она еще дрожала от недавнего желания.

Рамон был в кухне, он не казался настолько чувствительным к происшедшему и, весело смеясь над чем-то с ее отцом, смешивал напитки.

— Я отнесу в гостиную, — сказал Райен Конелли, взяв два бокала. Повернувшись, он натолкнулся на свою смущенную дочь. — Милая, да ты вся сияешь! — Отец был в восторге от ее румянца и запечатлел поцелуй на ее щеке. — Рамон, должно быть, любуется тобой.

Краска смущения залила лицо Кэти, она беспомощно улыбнулась отцу. Дождавшись, пока он не исчезнет в гостиной, Кэти повернулась к Рамону, который клал лед в два оставшихся бокала. Рамон улыбался уголками губ. Не глядя на нее, он сказал: