Мой любимый враг - Елена Алексеевна Шолохова Страница 31

От этих его слов, от такого,какон это произнёс, меня тотчас кинуло в жар. Несколько секунд мы просто стояли и смотрели друг другу в глаза. Он ничего больше не говорил, но я как будто понимала его без слов. Мы с ним будто замерли вместе в одном мгновении, тогда как все остальные голоса вокруг слились в далекий невнятный гул.

Но тут раздался звонок, разрушив это «мгновение».

– Дима! Урок уже начался! – окликнула его француженка.

А я, пытаясь унять сердце, которое колотилось где-то у самого горла как сумасшедшее, поплелась на математику.

24

– Ларионова, опаздываешь! – с недовольным видом прокомментировала моё появление Оксана Павловна, математичка.

– Извините, – пробормотала я и с пылающими щеками прошла к своей парте.

Как хотелось обдумать то, что сейчас произошло! Его слова обдумать… После нашего короткого разговора с Рощиным в груди у меня то трепыхалось, то сладко замирало. Что это значит – «я бы пришёл»? Вдруг совсем не то, что мне причудилось?

Я боялась обмануться, снова поверить и разочароваться, как недавно случилось с Гольцем, но всё равно сидела и мечтательно улыбалась.

– Ларионова, хватит витать в облаках! Опоздала, так хоть в работу скорее включайся! – резким окриком спустила меня с небес на землю математичка.

Вообще-то Оксана Павловна, несмотря на строгость и резковатые манеры, мне нравится. Объясняет она хорошо, даже я, гуманитарий, понимаю у нее и алгебру, и геометрию на твердую четверку. А ещё я уважаю её за справедливость. У нее нет двойных стандартов и нет особого подхода к «особым» ученикам. В нашей гимназии такие, как она, вообще-то большая редкость.

Дверь отворилась, и в класс просочилась Лида Бусыгина. Я бы её и не заметила, но Оксана Павловна громогласно объявила:

– Ещё одна красотка, которая учится по своему личному графику. Бусыгина, в чем дело? Урок начался пятнадцать минут назад! Где тебя носило?

Лида застыла на пороге, хлопая припухшими слезящимися глазами. Ревела, что ли?

– Я… простите… больше не буду… – залепетала она и шмыгнула носом. Тут же выудила из кармана жакета платок и прижала к носу.

– Садись, – дозволила Оксана Павловна, и Лида, выдохнув, юркнула к задней парте.

Зеленцова принялась ей что-то нашептывать, но математичка пригрозила выгнать обеих вон, и Женька замолкла.

Я пару раз в течение урока на неё оглядывалась, чувствуя на себе пристальное внимание. И точно – оба раза ловила её взгляд, нехороший, даже враждебный.

Господи, да успокоится она уже когда-нибудь?

Весь этот день я, как никогда, ждала четвертую перемену, а уроки, будто назло, тянулись невозможно медленно. Между делом, заглядывала на телефоне в контакт. Уж очень хотелось узнать, кто устроил этот тупой розыгрыш, но фальшивый Дима Рощин со вчерашнего вечера в сети больше не появлялся.

В другой раз я бы, наверное, из-за такого с ума сходила, уж точно голову бы сломала, пытаясь вывести на чистую воду «шутника». Но сейчас настоящий Рощин перетягивал на себя почти все мои мысли.

В общем-то, у меня и так имелись на этот счет кое-какие подозрения, но как их подтвердить?

Дождавшись наконец четвертой перемены, я поспешила в столовую. Не бежала, конечно же, шла вполне себе спокойно, но внутри, в душе – летела стрелой. Сердце плясало в груди, будто я иду на праздник, но стоило шагнуть в столовую, как оно успокоилось. Я ещё не успела дойти до нашего стола, тем более не успела оглядеть стол ашек, а уже откуда-то знала – Рощина здесь нет.

И правда – его место пустовало...

До последнего я ковырялась в тарелке, то и дело поглядывая на двери. Почти все уже поели и разошлись и из нашего класса, и из 11 «А», да и я уже поднялась из-за стола, как вдруг появился он. Рощин. Переступил порог столовой и сразу же выхватил меня взглядом. Не случайно, а очень даже целенаправленно. Внутри у меня екнуло, и сердце, словно мячик, скакнуло вверх-вниз.

Он двинулся вперед, к своим, но при этом продолжал смотреть только на меня. А я смутилась. Отчего-то занервничала сразу. Почувствовала, как зарделись щеки. А руки вмиг стали какими-то суетливыми и неловкими. Я отвела глаза, подхватила со стола тарелку и кружку и устремилась к окошку, куда относили грязную посуду. И все равно спиной, затылком, кожей чувствовала его немигающий взгляд.

От этого внутри всё звенело. Мысли лихорадочно крутились в голове. Боже, почему он на меня так смотрит? И как же хорошо, что он на меня так смотрит…

Лагунов из десятого класса шёл передо мной, потом поставил тарелку и развернулся слишком резко, чуть не налетел на меня. Я, вздрогнув, уклонилась от столкновения, но посуду выронила. И кружка, и тарелка со звоном грохнулись на каменный пол и разбились.

Все, кто еще остался в опустевшей столовой, тотчас оглянулись на шум. А кто сидел подальше – вытянули шеи, чтобы посмотреть, кто там что разбил. Хоть это и мелочь, но стало ужасно неприятно – от досадной ситуации, от чужого любопытства и особенно от того, что Рощин эту дурацкую сцену наблюдает. Решит теперь, что я неуклюжая какая-то.

Я присела на корточки, собирая осколки с пола. И тут вдруг кто-то подопнул ко мне отлетевшую в сторону вилку и встал рядом, возвышаясь надо мной.

Я сразу догадалась, кто это, едва увидела перед своим носом ноги в черных кроссовках Найк. И тут же знакомый голос с усмешкой протянул:

– Ты чего, Ларионова, школьное имущество портишь?

Лабунец. И встал он специально так, чтобы неудобно было собирать осколки, чтобы приходилось ползать вокруг его ног. Ещё и улыбался издевательски.

– Пошёл прочь. А то я не только школьное имущество могу испортить, – Я подняла с пола вилку.

– Это ты мне, что ли, угрожаешь? Ну рискни, потом не расплатишься… если только нату…

Он оборвался на полуслове, будто от тычка в спину. Оглянулся. Прямо за ним