Любовь как вредное пристрастие (СИ) - "Awelina" Страница 31

Я поморщился. Как бы ни хотелось этого признавать, но Нелли в эти дни сделала многое, чтобы поставить меня на ноги, отвесить психологических оплеух в нужных пропорциях и тем вернуть мозги на место… Поэтому стоит быть благодарным, а не дуться как мальчишка.

Обхватив ее запястье, я заставил Нелли остановиться рядом. Заглянул в красивые глаза с тенями под ними и произнес с признательностью:

— Спасибо тебе за все. Я сейчас о помощи в эти дни…

— Я поняла. — Тень улыбки, тяжелый вздох, пристальный задумчивый взгляд.

Наши пальцы на миг переплелись, а потом я опомнился и, убрав руку, схватился за чашку.

Какого хера сейчас было? Вовсе не требовалось, благодаря, брать Элеонору за руку, испытывать желание усадить на свои колени, спрятать в своих объятиях, как привык это делать… Точно! Все дело в привычке. Этакое пагубное пристрастие, которое пройдет при проявлении должной силы воли, бывшая совершенно права.

Вишневецкая, кажется, поняла, какие мысли меня обуревают и откуда вдруг эта внезапная злость.

— Я не нужна здесь больше, пойду собирать вещи, минут через пятнадцать уже уйду, — произнесла она, стоя где-то за моей спиной. — Но перед этим должна сказать кое-что. Только не сердись. Выслушай.

Молча кивнул, невидящим взглядом уставившись в черный глянец кофе в чашке.

— Я сожалею. Нет, я не о последних неделях. А о том апрельском вечере, хотя в меньшей степени. А больше всего — о том, что наговорила на дне рождения твоей матери. И я должна объяснить, почему это сказала. Просто после первой же пятницы поняла: я люблю тебя и это неотвратимо и необратимо, но измены будут ранить и уничтожать меня. Пришлось выбрать и решиться. И я выбрала и решилась. Сказала то, что наверняка бы растоптало твои чувства и оскорбило бы. Что ж, у меня получилось… На самом же деле я так не думаю. От привычки в моих чувствах и эмоциях нет ничего, Гош, как бы ни старалась убедить себя в этом. Это очень живые и буквально ничем не убиваемые чувства и эмоции.

Послышался горький смешок.

— Я виновата. И ты знаешь, как сильно раскаиваюсь… Боже, мне так жаль! Прости меня, пожалуйста! — В ее голосе дрожали слезы. — И нет, не говори, что поезд ушел и все такое. Я и сама понимаю — поздно. Поздно я спохватилась и вернулась. В итоге потеряла все. Меня здесь ничего не держит больше, поэтому обдумываю вариант уволиться после отпуска и уехать. Так будет лучше, да… Если что, через Маргариту передам тебе ключи от квартиры. Ты сможешь вернуться и начать все сначала.

Через минуту-другую молчания (а что, собственно, говорить, если все и так ясно и говорено-переговорено?) послышались легкие шаги — Элеонора ушла, видимо, в гостиную. Я не оборачивался, усердно тер лоб, давил раздражение, неприятие. Пытался мыслить рационально.

Конечно, будет лучше, если она уедет, встречаться и случайно, и не случайно мы тогда точно перестанем. Оба начнем с нуля… И так и покатимся по жизни нулями. Тоже профит, кстати, незачем скептично кривиться. Много лучше, чем стать эмоциональными банкротами.

Ну не судьба, что тут скажешь? Не везет в любви, начни, мать твою, карьеру!

Вздохнув, я принялся за кофе, потом включил телефон, чтобы проверить звонки, сообщения и почту, в том числе рабочую. Вздрогнул, когда услышал, как тихо захлопнулась входная дверь.

Она ушла. Не попрощалась. Не пожелала счастья и удачи. Вот ведь поганка… Опять за нас двоих решила, как будет лучше.

Впрочем, мне нет никакого дела. Правильнее не сосредотачиваться на этом, а сходить за пиджаком, курткой и спуститься на парковку.

***

Хотелось цвести и пахнуть? А получилось только цветисто материться и утирать пот со лба. Пока я прогуливал жизнь и откладывал важные дела последние две недели, накопилось столько работы, что она меня засосала как трясина.

Хотя, вкалывая как раб на галерах, успел многое. Во-первых, Надя Проклова. Тут жирный мне плюс. Эта профурсетка достала всех до печенок, так что ее нынешнего любовника быстро заткнули, а даму уволили. Я лично позвонил знакомому эйчару, зная, что он разнесет вести многим и многим, и в красках расписал, что это за сотрудница. Так что ближайшие лет цать хорошо оплачиваемых должностей этой мрази в нашем городе не светит.

Далее я уговорил генерального на расширение. Он уже год колебался, устраивал междусобойчики-летучки, где нудно рассуждал надо или не надо. В общем, уломав его, добился карт-бланш на новую маркетинговую политику и теперь следовало утрясать и координировать сразу столько вещей, что пухла голова.

Марго получила солидную прибавку и премию (стоило бы видеть ее лицо, когда объявлял об этом, кажется, она ждала, что уволю ее), с матерью и сестрой я полностью и окончательно помирился (правда у Евгении Александровны пришлось едва ли не неделю вымаливать прощение за то, что устроил на юбилее да к тому же еще и свалил с него, а потом и вовсе пропал), отец и Данька осуществили свою давнюю мечту и таки вывезли меня на рыбалку на сутки…

И все потрудились взять с меня клятву, что перестану «чудить».

В общем, все шло отлично…

Шло отлично первые полторы недели. А потом что-то будто сломалось.

Это как мелкий паршивый и острый камешек, попавший тебе в ботинок. Ты разуваешься, трясешь обувь, трясешь, но паскуда и не думает выскакивать и продолжает причинять дискомфорт при ходьбе.

Все было неправильно. В полном беспорядке. Херня в чистейшем и незамутненном виде, как ни убеждай себя в обратном. Просыпался среди ночи с каким-то пустым и одновременно тяжелым сердцем, долго смотрел в стену или потолок, а потом шел и ложился на диван в гостиной, где в те ночи спала она. Прижимался к жесткой диванной подушке, слабо пахнувшей знакомыми цветочными духами. Не думал ни о чем, но успокаивался и отрубался.

Время лечит, неделю назад думал я… Ага, конечно. Лечит как плацебо! Исключительно самовнушением.

В некоторые вечера катался по городу, останавливаясь то тут, то там. Бывало, у галереи (точно зная, что ее там нет), бывало, на парковке у аллеи возле нашего дома. Мысли и воспоминания даже не осмеливались взметнуться — я им запрещал. Поэтому просто сидел, уставившись на освещенную фонарями улицу, наслаждаясь. Чем? Иллюзией, что все окей.

В пятницу вечером вообще психанул. Я тогда остановился возле нового автосалона, открывшегося на Минской. За огромными сияющими витринами блестели боками два новых Porsche Cayenne, и сошки поскромнее рядом: Lexus, Mazda, Ford. У правой стены красовались двухколесные звери.

Да к черту все! Что-то я совсем одеревенел. Пора устроить себе настоящую встряску и разрешить хоть что-то почувствовать, кроме того, что в полной жопе! Скорость, например.

— Новый, только вчера получили. Ducati Panigale. Очень прост в управлении, не требует больших физических усилий, навыки вождения нужны минимальные. Короче, даже ребенок справится. У модели неординарная эффективность торможения, легко входит в виражи… — вещал с восторгом прилизанный сотрудник автосалона в выпендрежном деловом костюмчике и ярко-голубом галстуке.

И без него знал, что мотоцикл что надо. Спокойная, но скоростная лошадка как раз для такого наездника, как я, больше десяти лет не садившегося на железных коней и немного подзабывшего, как же это классно — нестись с адреналиновой скоростью, оставшись один на один с ветром и дорогой.

Уже через десять минут, получив шлем, отправился на полагающийся тест-драйв.

Поездка вышла отличной. От совсем уж экстрима правда пришлось отказаться, хотя большую часть времени, как только оказался за городом, меньше двух сотен не выжимал. Сердце неслось вскачь, и, казалось, вот-вот снова почувствую вкус жизни на губах.

Но что-то не задалось. Не почувствовал. Так и знал, что надо было триста выжать, не осторожничать.

В город вернулся уже после часа ночи. Покатался по постепенно пустевшим улицам, затормозил у прудов, снял шлем и направился к воде.

В это время здесь было тихо. Район новый, на окраине, популярностью пользовался летом, а в осенние ночи здесь было пусто, лишь качались накрытые лодки у пункта проката, ожидая утра субботы и наплыва отдыхающих, лился яркий белый свет из современных фонарей на облагороженной плиткой набережной да едва слышно плескалась вода, пахнувшая тиной и металлической свежестью.