Ирина Алпатова - Набор фамильной жести Страница 32

Паша с облегчением толкнула дверь, потом попробовала потянуть на себя и… и ничего не случилось. Разве можно так издеваться над человеком? – вслух спросила она непонятно у кого и стала шарить руками по мокрой холодной стене – а вдруг в какой-нибудь выбоине спрятан звонок? Где-то она такое видела, нужно просто знать, где искать. Нет, ничего не было, только холодная и шершавая плита. Пальцы онемели окончательно и перестали ее слушаться. Но ведь этот, на мотоцикле, как-то проехал, не перелетел же он через высоченный забор.

Стало еще темнее и холодней. Паша всем телом навалилась на дверь, но лишь больно ушибла бок. Господи, ей не справиться, она замерзнет у этой чертовой стены, и ее похоронят на местном кладбище… Какое кладбище, что за глупости лезут ей в голову? «Прошу оказать содействие…» Ноги больше не держали ее, и Паша опустилась на землю, привалившись спиной к мокрым доскам. А как же маман и Машка? Они же без нее не справятся. И Лена ужасно расстроится. А Ленский спросит с издевкой: «Как, эта дурочка ухитрилась замерзнуть в марте, прямо под дверью?!»

Ну уж нет, она не будет здесь сидеть и ждать неизвестно чего, она не собирается умирать, как приблудная кошка. Приблудная кошка! Эти слова вдруг обожгли Пашу с такой силой, будто кто-то над самым ухом произнес их громко и внятно, она даже втянула голову в плечи, но тут же опомнилась.

Паша поднялась и огляделась. С правой стороны речушка чуть отклонялась от ограды, уступив полоску земли разросшемуся кустарнику. Вообще-то в стенах бывают проломы, и чем эта стена лучше их?

– Нормальные герои всегда идут в обход! – громко и, как она надеялась, бодро объявила Паша. Вот она и пойдет, как-нибудь протиснется между кустами, если не будет обращать внимания на назойливые ветки, издевательски грозившие ей, почти как та старуха…

Паша больше не озиралась по сторонам, наклонив голову, она смотрела только себе под ноги. Нужно было беречь глаза, выцарапывать из паутины ветвей свое тело, продираться вперед, совершенно не представляя, что там, впереди. И что это она проклинала проселочную дорогу, хорошую такую, почти ровную и надежную? Ручей, похоже, над ней сжалился, потому что все дальше отклонялся от стены, кустарник здесь рос пореже, и идти стало немного легче.

Она все-таки закончилась, эта бесконечная стена, и не проломом, а обыкновенными железными воротами. Да, была даже будка-сторожка, прилепившаяся сбоку. И вот тут Паша почувствовала, что больше идти не может. Она из последних сил доковыляла до двери сторожки, запнулась о высокий порог, и колени у нее подогнулись. Это было последнее, что она запомнила. Нет, кажется, она еще успела крикнуть или ойкнуть, а потом рухнула в открывшийся перед ней черный проем.

Над самым ухом как-то знакомо задребезжало, и Паша подумала: ну вот, неугомонная Татьяна принесла ей кофе в постель. Если Маня не ночевала дома, то утро начиналось именно так – с тонкого позвякивания кофейной посуды. Усмиряя гордую поступь мустанга-иноходца, в детскую входила Татьяна и, держа перед грудью поднос, настойчиво твердила: «Кофэ, кофэ, пажалуста». Видимо, по ее представлениям, именно так все и должно было происходить в приличных домах. Паша протестовала, но Татьяна не обращала на нее внимания. Только на сей раз «кофэ» никто не предлагал, и это было очень странно. Паша с усилием разлепила тяжелые веки.

– Все в порядке, не беспокойтесь, – сказала властным контральто незнакомая женщина.

Ничего себе «не беспокойтесь». Паша лежала в совершенно чужой комнате, сильно смахивающей на больничную палату, и над ней нависала огромная толстая тетка в ярком байковом халате с внушительным тюрбаном на голове. Да еще навязчивый запах жареной рыбы и подгоревшего масла. Откуда все это? Пашу вдруг так затошнило, что она прижала руку ко рту, и рука противно мелко дрожала.

– Выпейте, сразу станет легче, – велела женщина и протянула маленький стаканчик с чем-то темным. – Вы вчера очень перенервничали.

В самом деле в ее голосе было презрение или это только послышалось? Но Паша тут же забыла о своем подозрении, потому что «вчера» навалилось на нее и заставило поежиться. Значит, и проселочная дорога, а потом длинная стена и царапающие лицо ветки – все это ей не приснилось. И вчерашний холод шевельнулся где-то внутри черной рыбиной, готовой выплыть из вязкой тины. Чтобы помешать ей, Паша завозилась и неловко села, глотнула из стаканчика что-то горькое, оно побежало по горлу, обжигая, и рыбина сдалась и ушла на глубину.

– А кто меня нашел? – не очень уверенно спросила Паша, потому что последнее, что она помнила, это ворота и, кажется, маленькую дверь рядом. А вдруг ее никто и не находил, и она все-таки замерзла? И теперь эта комната и тетка в халате, усыпанном разноцветными бабочками, – лишь ее предсмертное видение? Тогда нельзя не заметить, что довольно мм… пахучее видение. Паша поднесла к носу стаканчик, отдающий травой, и, понюхав, осторожно поставила на тумбочку.

– Нашел? – Женщина заговорила не сразу. Она как будто была занята тем, что наблюдала за Пашей или удивилась ее вопросу. – А чего искать-то? Вы подошли к воротам и хлопнулись в обморок прямо под носом у сторожа. Чего же вы пешком пошли? Это на машине от станции минут тридцать, а на своих двоих… да еще колено расшибли.

Ох, об этом можно было и не напоминать, правая нога лежала под одеялом тяжелой колодой.

– Зачем пешком-то идти? И будто вас собаки рвали, одежда грязная, лицо вон поцарапано. – Нет, определенно в голосе женщины слышалась насмешка.

Паша не собиралась объяснять ей про закрытую дверь и свой поход под стеной, не собиралась доставлять тетке удовольствие, а она бы его точно получила – Паша это чувствовала.

– Я на такси ехала. У водителя машина сломалась, он меня на полпути высадил…

Мадам этого объяснения было явно мало, но Паша замолчала, сочинять не было сил, да и не хотелось. Конечно, тетка ее здесь приняла, можно сказать, обогрела, но все равно вызывала чувство смутной неприязни.

Поняв, что больше ничего не дождется, женщина направилась к двери, но на пороге снова остановилась.

– Меня Риммой Григорьевной зовут, я здесь сестра-хозяйка, и вообще… со всеми вопросами обращайтесь ко мне. И кушайте, там бутербродики есть. Я почему спросила? Вы были в таком виде, что наш охранник решил, что это какая-то бродяжка ломится…

Опять! Паша закрыла глаза и откинулась на подушку. Эта «ночная бабочка» задела в ней что-то, какую-то запретную струну и теперь рассматривала, каков получился эффект, Паша чувствовала это даже сквозь закрытые веки. Поскорее бы эта неприятная тетка ушла и дала ей возможность собраться с силами.