Елена Гайворонская - Роман с небоскребом Страница 32

– Великолепно, – замерев перед мольбертом, благоговейно прошептала Дашка.

– Очень красиво, – сказала я из вежливости, хотя в упор не видела на холсте ничего особенного, тем более великолепного. Впрочем, меня никто не обучал искусству живописи, и эстетическую слепоту я отнесла на счет собственного невежества.

– Даш, а где твои работы? – поинтересовалась я. – Хочу посмотреть.

Дашка потупилась и сказала, что давно не рисовала, потому что мало свободного времени: учеба, работа, домашние хлопоты…

– Да на чё там смотреть? – пренебрежительно хмыкнул Даниил. – Так, детские рисунки…

И, назвав Дашку мазилкой, похлопал по попе. Дашка багрово покраснела, откинула его руку.

– Да ладно, не обижайся, я ж любя, – хмыкнул Даниил. – Ты нам пожевать чё-нить организуй?

– А ты в магазин ходил? – поинтересовалась Дашка.

– Когда? – зевнул Даниил. – Я работал. А потом что-то голова разболелась, прилег, вздремнул… вы и разбудили. Слушай, сгоняй по-быстрому, а? И пивка мне возьми. А подруга может здесь тебя подождать, мы с ней кофе попьем, об искусстве побеседуем…

Даниил снова поскреб грудь и заулыбался, как Чеширский кот.

Мне все это ужасно не понравилось. Стало обидно за Дашку, превратившуюся в бессловесную служанку самодовольного индюка, за ее рисунки, пусть несовершенные, но такие искренние и чистые…

– Ну, во-первых, Даша только учится, – сказала я, – для того и в Строгановку поступала. У всех художников, даже самых гениальных, были учителя. А во-вторых, видела я работы многих современных художников – ничего особенного. Дашкины работы мне гораздо больше по душе, в них есть искренность. А у тех – сплошная конъюнктура. Набили руку на городских пейзажах да обнаженке – и штампуют сотнями.

– Сейчас вообще нет нормальных художников, – презрительно фыркнул Даниил.

– Кроме вас, разумеется, – не удержавшись, съерничала я.

Маслянистая улыбка сползла с лица Даниила, взгляд из-под широких бровей сделался цепким, недоверчивым. Он пытался понять, говорю я искренне или иронизирую.

– А кроме картин вы чем-то на жизнь зарабатываете? – продолжала я с деланой наивностью.

– Я художник, а не ремесленник, – провозгласил Даниил. – Вам, обывателям, не понять полета творческой мысли.

– Уж куда нам, – насмешливо отозвалась я, едва сдерживая раздражение, – мы все больше сами хлеб насущный добываем, у нас спонсоров нет.

– Вы на что намекаете, что я у Дарьи на шее сижу? – оскорбленно взвился Даниил, засунув большие пальцы за резинку треников с лампасами, всем корпусом подаваясь вперед.

Дашка больно ущипнула меня за бок.

– Мне пора, – сказала я. – Всего хорошего. Творческих успехов вам обоим.

– Как? – растерянно спросила Дашка. – Уже?

– Да. Хочешь, проводи. Тебе, кажется, нужно в магазин?

– Да. – Дашка схватила сумку и выскочила следом.

На лестнице зашипела:

– Зачем ты так разговаривала с Даниилом?

– А как я должна разговаривать с человеком, который унижает мою подругу?

– Он не унижает! – воскликнула Дашка.

– Ну да? «Мазилка, детские рисунки…» Этот лоб дрыхнет целый день, а ты после работы должна по магазинам бегать, покупать ему пиво, жратву, убирать, готовить?! Ты содержишь и обслуживаешь здорового мужика, который тебя в грош не ставит! Какой он на хрен гений – заурядный альфонс! И картины его – примитивная мазня!

– Ты ничего не понимаешь! – запальчиво закричала Дашка, отчаянно размахивая руками. – Ты ничего не понимаешь ни в живописи, ни в отношениях! Однажды он станет богатым и знаменитым! Мы купим большой дом, у нас будет много детей! И всем, кто думал и говорил о нем плохо, станет стыдно!

Ее глаза гневно сверкали из-за стекол, на тонких скулах рдели рваные пятна румянца, каблучки выбивали сердитую дробь на заплеванной лестнице. И я вспомнила непреложную истину: любовь зла, полюбишь и козла… К сожалению, эта поговорка сегодня пришлась к месту.

– Извини, – сказала я примирительно. – Ты уже большая девочка, это твоя жизнь и твой мужчина.

Временно…

Однажды в сторожке завязался яростный спор между палаточником Сеней и обозревателем серьезной финансовой еженедельной газеты, недавно вернувшимся из Франкфурта и привезшим свежие байки о заморском житье-бытье. В зарубежные командировки обозреватель мотался частенько, еще со времен железного занавеса, особенно полюбил Германию, где прожил некоторое время, пропитался немецкой педантичностью, аккуратностью и маниакальным законопослушанием. После чинного сытого Дойчланда Россия с ее диким капитализмом, стихийным рынком, анархией девяностых, полукриминальным бизнесом казалась ему варварской и нецивилизованной, но, будучи в глубине души не только западником, но и патриотом, все-таки верил, что постепенно хаос закончится, пореформенная пена уляжется и в стране наступит вожделенный порядок.

– Скоро отомрут твои палатки как класс, – предсказывал он Сене, – придут сетевые гипермаркеты. Знаешь, что это такое? «Метро», «Ашан», «Леруа Мерлен»… Огромные магазины на торговых площадях в несколько тысяч метров. В каждом районе города. Низкие цены за счет гигантского товарооборота, скидки, рекламные акции… Не веришь? Зря. Съезди, погляди… будто у тебя денег нет!

– Да ну тебя, – отмахивался Сеня, – некогда мне разъезжать, работать надо. Это у тебя работа замечательная – разъезжай да языком чеши, еще и деньги платят… И чем же торговать на тысячах метров? У нас все производство стоит.

– Ну, здрасте, – потешно развел руками обозреватель, удивляясь Сениной непросвещенности. – У нас стоит, у них – идет. Россия – гигантский рынок, лакомый кусок… Кусище! Сейчас ты берешь импортный товар, йогурты всякие, кока-колу, кофе с чипсами, у конторок типа «Рога и копыта», которые ввозят малюсенькие партии на три копейки. Но скоро все изменится. Придут транснациональные корпорации, сами производители, откроют представительства, арендуют склады, начнут ввозить гигантскими объемами, и фирмочки-перекупщики разорятся к чертям. А потом и в России запустят производство. Построят фабрики, заводы… Мы не первые и не последние, все это уже было в мировой истории.

Сережка в дискуссии не участвовал, он читал оставленный кем-то из завсегдатаев «Бизнес ньюс» на английском. Но тут с интересом прислушался.

– Слышали, Хозяин собирается автосалон строить, – сказал Андреич, откупоривая бутылку «Столичной» и банку с тушенкой. – Хочет новыми машинами торговать. Вроде иномарками.

– Разве у нас салоны? – презрительно поморщился обозреватель. – Это не салоны, а сараи. Да и автомобильный бизнес в зачаточном состоянии. Гоняем ворованное старье и перепродаем, перебив номера. В лучшем случае «тазики» новые. Это разве автомобильная индустрия? Во всем мире как? Есть производители, есть официальные дилеры, которые новые, с конвейера, автомобили берут и реализуют через салоны. На каждый – страховка, гарантия на несколько лет – если что случится с машиной – в фирменный сервис. Никаких кустарей. Все официально и бесплатно. Никто ни с кем стрелки не забивает, деньги не вытрясает… Авария – вызывай ГАИ, или как там у них… Составляют протокол, и в страховую. А те направляют в сервис. Все цивилизованно. А салоны там какие! Огромные, светлые – дворцы! Автомобили в ряд – сверкают! Можно сесть, покататься…