Девочка из прошлого - Слава Доронина Страница 32

— Ты прав. Лучше отложить все разговоры, потому что диалога у нас сегодня не получится. Я сильно взвинчена и неважно себя чувствую.

День был тяжёлым, я едва стою на ногах. И всё, что увидела в детской несколько минут назад… До сих пор ком в горле стоит. Если я в представлении Динара разъярённая тигрица, тогда он — раненый лев.

Асадов направляется к двери, я иду следом. Застываю в прихожей и наблюдаю, как он обувается и задерживает взгляд на кроссовках Тимура. Берёт их в руки и внимательно разглядывает. На губах у него улыбка, но в глазах такая тоска, что сердце снова сжимается и в носу начинает щипать. Ещё чуть-чуть, и я опять заплачу.

— Проводи меня, Динар, мне нехорошо, да? — Он переводит на меня грустный взгляд. — Когда собиралась сказать, Наташа? И собиралась ли? Нужно позвонить Марине и поблагодарить, что не прогнала тебя?

— Себя поблагодари. Вряд ли бы я решилась, если бы ты сегодня не приехал. Угрызения совести мучили, внутренний голос нашёптывал рассказать, но в чём-то я такая же эгоистка, как и ты. Для меня было бы лучше, если бы ты ничего и никогда не узнал. Только не для Тимура.

Мне кажется, я услышала, как он тихо повторил имя нашего сына. Непривычно... Пытаюсь поставить себя на место Динара, и непривычно — неподходящее слово. Боль, горечь, непонимание… Я бы испытывала много разных чувств, если бы столько времени ничего не знала о собственном ребёнке.

— Я завтра позвоню, Наташа? — спрашивает Динар.

Не давит и не заявляет в ультимативной форме, а именно спрашивает, чем снова сбивает с толку. Приподнимает вопросительно бровь, когда молчание затягивается.

— Да, позвони, если считаешь это необходимым.

Динар выходит из дома, а я прижимаюсь спиной к стене и сильно зажмуриваю глаза. Стало легче на душе, что он теперь всё знает, но между нами огромная пропасть, и она исчисляется не временем, которое не повернуть вспять, а болью, которую никогда не забыть.

Сима появляется в гостиной, когда я разбираю игрушки.

— Наташа, оставь.

Мне нужно себя чем-то занять, но всё валится из рук. Сажусь на диван и долго смотрю застывшим взглядом в одну точку. Слез больше нет — есть эмоциональное опустошение. Я столько раз представляла эту встречу и как скажу Динару о ребёнке… Знала, что будет больно, но что так... До сих пор стоит перед глазами взволнованное и сосредоточенное лицо Асадова. И ведь он даже не коснулся сына. Испугался? В его взгляде было столько всего... Мне в тот момент тоже захотелось к нему подойти и обнять. Не знаю, почему возникло это желание. Может быть, потому, что несмотря ни на что, он для меня по-прежнему близкий человек?

— Это был отец Тимура, да? — аккуратно спрашивает Сима, и я киваю.

Она никогда не спрашивала про него. Будто подсознательно чувствовала, что это закрытая тема. Но сейчас я ощущаю потребность рассказать обо всём хоть одной живой душе.

— Ох, девочка моя, — вздыхает Серафима и гладит меня по спине, когда я заканчиваю свой рассказ. — Милая... Сколько же ты настрадалась. Но одна радость, точнее, две: у мальчика теперь будет настоящий отец, а Илье придётся побороться за это звание.

— Сима! — Я закатываю глаза.

Она даже не скрывает, что Илья ей не нравится. Впрочем, у них это взаимно.

— Ну что Сима? Не пара он тебе. Да, хороший мальчик. Из порядочной семьи, породистый. Обеспеченный. К тебе тянется, но не твоё это. Попробуй, Наташа, но ведь снова обожжёшься, хорошая моя. Разные вы с ним. И ты такая ранимая, а у него ветер в голове. Тимура он воспринимает не так, как бы тебе того хотелось. Тебе плечо нужно, сильное, надёжное — ты же когда-нибудь сломаешься всё тащить на себе. А впрочем, — задумчиво тянет она. — Посмотрим, что из себя родной отец представляет, а то, может, и правда лучше с Ильёй остаться. — Сима смеётся.

Но мне не до веселья.

— Мне хорошо с Ильёй, — упрямо заявляю я. — Спокойно. Американские горки у меня уже были. Больше не хочу.

— Ты сама решай, девочка. Я лишь говорю, что вижу. А мужчина этот… Я теперь поняла, кто на детских фото стоит с твоим братом. Под подушкой у тебя снимок нашла, когда бельё меняла. Ещё тогда подумала, что он напоминает мне одного маленького хорошенького мальчика, который спит сейчас наверху... Но кто я такая, чтобы лезть к тебе с расспросами?

— Сима, я забеременела и родила от женатого мужчины!

Она тяжело вздыхает.

— Ну и что? Тебя к столбу нужно привязать и камнями забить за это? А я вот сколько ни смотрю на тебя, пожалеть хочется, но ты же не дашься. Всё сильную из себя строишь, а ты девчонка совсем. Знала бы ты, как сердце за тебя болит, что ты совсем одна. Иди отдыхать, Наташа. Сама я всё уберу. Смотреть на тебя не могу, когда ты такая бледная.

Я поднимаюсь наверх, сворачиваюсь клубочком на диване рядом с кроваткой, в которой спит Тимур. Тим просыпается раньше обычного и без настроения — у него заложен нос. Спускаемся с ним на кухню, я кормлю его кашей, и после завтрака он снова засыпает с игрушкой на диване. Температуры, к счастью, нет, но я на всякий случай вызываю педиатра. От нервного перенапряжения у самой дико болит голова. Пью обезболивающее и ложусь рядом с ним. Встаю ближе к полудню и тянусь к телефону. От Ильи три пропущенных звонка, от Динара — ни одного.

— Златовласка, я звоню тебе, звоню… Что случилось? Сима тоже не отвечает. Ну с ней всё понятно, а ты куда пропала? — спрашивает Илья, когда я перезваниваю.

— Заснула. Тим, кажется, простудился, и я тоже неважно себя чувствую, — признаюсь я.

Всё же я отвыкла от питерского климата. А Тим и вовсе в тепличных условиях вырос. Поскорее бы вернуться домой.

— Блин, покатались на катере... Ладно, я через час приеду. Что-нибудь купить? Пирожные ваши любимые взять? Лекарства какие-нибудь?