Барбара Брэдфорд - Голос сердца. Книга первая Страница 33

Ким воскликнул восторженно:

— Звучит очень волнующе! Что же это за произведение?

— Я собираюсь повторно экранизировать «Грозовой перевал». Мы начинаем съемки через два месяца — Виктор полностью расслабился, и самодовольная улыбка вновь тронула его губы. Он опять был на своем коне и чувствовал, что контроль над ситуацией перешел в его руки.

— История любви?! — вдруг быстро заговорила Франческа, удивленно уставившись на Виктора. — Господи, но «Грозовой перевал» — это вовсе не история любви! Это история ненависти, мести, жестокости и насилия. Но более всего — история мести! Как же вы беретесь определять ее, как историю любви! Это самое нелепое суждение из когда-либо слышанных мною.

Франческа произнесла эту тираду с такой страстью, что все буквально застыли от неожиданности. Кима речь сестры явно привела в замешательство. Виктор был совершенно оглушен. Лицо Катарин приобрело мертвенную бледность, хотя внутри у нее все кипело. На Виктора могло произвести большое впечатление это высказывание, особенно с учетом его авторства. Как огромное число американцев, он считал все английское классическим и доминирующим, даже диктатом в некотором роде. А Франческа говорила так убедительно, таким властным тоном! Что, если Виктор решит отказаться от проекта? «Проклятие», — подумала она и, боясь сказать какую-нибудь грубость, уставилась в свою тарелку. Катарин оставалось только молиться, чтобы все обошлось.

Первым пришел в себя Ким.

— Помилуй, Франческа, не слишком ли сильно сказано? И чудовищно грубо, если тебя интересует мое мнение.

Всякий раз, когда Франческе подворачивалась возможность поговорить об английской литературе, у нее появлялся не терпящий никаких возражений авторитарный тон. Киму и отцу это было давно и хорошо известно, и сейчас брат смотрел на Франческу пристальным осуждающим взглядом, надеясь вразумить сестру.

Но ее ответный взгляд был совершенно отсутствующим. Переведя глаза на Виктора, Франческа произнесла:

— Простите меня, пожалуйста. Я не хотела быть грубой, честное слово, — но, несмотря на примирительные слова, она не смогла до конца погасить в глазах вызов. — Боюсь, однако, что не могу просить прощения за свое мнение, потому что уверена в правильности своего понимания основной идеи книги. Кстати, эту точку зрения разделяют многие исследователи английской литературы и целый ряд известных критиков. Никто не оспаривает, что книга написана гением, но тем не менее это гимн смерти. Вы же знаете, что Эмилию Бронте всю жизнь преследовала навязчивая идея смерти. Однако, если вы не доверяете моему суждению, я буду счастлива предложить вам несколько книг об Эмилии Бронте и ее творении, а также критические эссе о «Грозовом перевале». Тогда, возможно, вы поймете, что это вовсе не история любви. Поверьте мне, это действительно так. Понимаете, я хорошо знакома с английской литературой и писала научное исследование по сестрам Бронте, поэтому я действительно знаю, о чем говорю.

Катарин едва могла поверить своим ушам и отчаянно желала, чтобы Франческа наконец закрыла рот. Она бы с удовольствием удавила ее. Неужели эта умница не понимает, что ведет себя бестактно и вызывающе? Впервые в жизни Катарин утратила дар речи. Ее живой изобретательный ум бился сейчас над поиском способа сгладить ситуацию, прервать это тягостное молчание за столом. Пока такого способа не было найдено, поэтому Катарин подняла свой стакан и отглотнула вина, уткнувшись напряженным взглядом в противоположную стену. Ким вертел в руках вилку, ковырял ею фрукты на тарелке. Виктор, казалось, полностью погрузился в тяжелые размышления, и только Франческа выглядела абсолютно спокойной.

Однако Виктор, несмотря на хмурое выражение его лица, вовсе не был рассержен или раздосадован. «Ох уж эта несносная самоуверенность молодости! — думал он. — Как же они уверены, что знают ответы на все вопросы!» Он был достаточно умен, чтобы понять, что Франческа не намеревалась обидеть или унизить его. Все гораздо проще — она слишком прямолинейная и слишком честная девушка, не говоря уж о том, что сам предмет разговора жизненно важен для нее. Она совершенно искренне верила в каждое произнесенное ею слово, не отдавая себе отчета в том, что ее поведение может быть расценено как вызывающее. Она ведь так молода! Повернувшись к Франческе, он задумчиво произнес:

— Вам не нужно извиняться передо мною. Я уважаю ваше мнение. Вы, скорее всего, правы в оценке книги. Но первоначальная экранизация «Грозового перевала» сделана, как история любви, и именно таким образом я собираюсь снимать свой фильм. И надеюсь сделать такую же превосходную картину, какую снял Сэм Голдвин в 1939 году. — Виктор говорил с такой уверенностью, которая исключала всяческие дискуссии.

— О, я уверена, что вы сделаете это, — поспешно ответила Франческа. В последние несколько секунд она заметила застывшее лицо Катарин и тревогу в ее глазах. Свирепый взгляд брата также просигнализировал ей опасность. Каким-то образом, совершенно неожиданно для себя, она расстроила их обоих. Франческа так и не поняла чем. Забавно, но только Виктор, казалось, был спокоен.

Франческа подняла свой стакан.

— Я хочу внести дополнение в свои поспешные и непрошеные комментарии, предложив тост, — Она робко улыбнулась Катарин и Киму, которые подняли свои стаканы в полном молчании. — За повторную экранизацию «Грозового перевала» и ваш успех, Виктор.

— Благодарю вас, — ответил Виктор, поднимая свой бокал и чокаясь с Франческой.

Желая еще более сгладить ситуацию, она продолжила:

— А кто же будет играть главную партнершу Хитклифа — Кэтрин Эрншоу?

— Актриса на роль еще не утверждена. Естественно, любая актриса мечтает о такой роли. Но… — Виктор остановился на полуслове и бросил выразительный и полный симпатии взгляд на Катарин. — Я надеюсь, что ей будет сидящая здесь юная леди. — Обращаясь теперь только к Катарин, он продолжил: — Я договорился о кинопробе для тебя. В цвете. Все будет в лучшем виде, дорогая. И если проба удастся, я уверен, что мои партнеры согласятся со мной — ты получишь эту роль.

Катарин не знала, плакать ей или смеяться. На мгновение она утратила дар речи. В горле застрял комок, глазам стало горячо от подступивших слез. Усилием воли она загнала их внутрь, но ее голос дрожал, когда она произносила слова благодарности Виктору. Щеки залил румянец, изумительные глаза засияли так ярко, что было ясно, что Катарин вне себя от счастья.

— Как я могу отблагодарить тебя?

— Потрясающей пробой, дорогая.

Франческа, до которой только сейчас начало доходить происходящее, снова ужаснулась своей бестактности. Бедная Катарин! Неудивительно, что она выглядела такой подавленной.