Ли Майклс - Стратегия любви Страница 33

— У тебя есть сочувствие хоть к кому-нибудь? — спросила она, услышав, как он вошел.

Она не повернулась, а принялась размешивать в раковине порошок в горячей воде с таким старанием, будто вся жизнь ее зависела от получения самых больших мыльных пузырей.

— Конечно, есть. — В его ответе прозвучало удивление. — Просто я не вижу смысла плакать сегодня в мое пиво только потому, что Лаура несчастна.

Ей пришлось признать, что в этом был резон, но история с Лаурой все еще беспокоила ее, и она скребла тарелки с удвоенной силой. Отчего он старается обратить все в шутку?

Это не твое дело, Кэтлин.

Он поставил кофейник, высушил тарелки, и, когда все было приведено в порядок, из кухни уже плыл запах сваренного кофе. Кэтлин понесла свою чашку на веранду, но остановилась около кухонного стола, заваленного бумагами. Возможно, эскизы, поэтажные планы здания, и она взяла сверху один из них, чтобы рассмотреть поближе.

Пенн повернулся от холодильника, куда клал остатки еды, и стоял, уперев руки в бедра и наблюдая за ней.

Кэтлин подняла голову, с опозданием почувствовав на себе его взгляд.

— О, извини. Очевидно, это твое личное дело — Она аккуратно положила листок сверху, но не могла удержаться, чтобы не сказать: — А это не тот дом, что ты собираешься строить на участке Делани?

Он бросил на нее подозрительный взгляд.

— Кто говорил тебе об участке Делани?

— Да ну же, Пенн. Разве секрет, что ты заключаешь сделку на эту собственность? Ты же сам говорил, что в нашем городе не нужна газета.

— Признаю. Но почему ты думаешь, что я и в самом деле собираюсь строить дом? — Он остановился на полпути, пересекая веранду. — Или ты думаешь, что я заключу сделку, когда уже начну работу? Это все равно, что выбрать доску, а потом решать, куда забивать гвозди.

Она слегка хихикнула.

— Все равно, что играть на пианино по слуху. Совсем не так. У тебя, конечно, есть план. Но ты вряд ли собираешься построить тот тщательно разработанный дом на таком запущенном участке. Его невозможно будет продать.

Он пересек веранду и встал рядом с ней, облокотившись о перила.

— Этот участок, возможно, сейчас и запущенный, но он не останется таким. И к тому же у него очень хорошее соседство.

— Только от этого соседства его отделяет непроходимый овраг, — с насмешкой сказала она. — Ничего из этого не выйдет.

— Возможно, ты права.

Но по тону его голоса было ясно, что его особенно не интересует, права она или нет. И Кэтлин замолчала. Ее это не касалось, в конце концов, неважно, что или где он построит.

Полная луна поднималась над горизонтом — оранжево-золотая и сверкающая. Ее отражение слегка дрожало на тихой глади озера. Она напоминала поверхность античного зеркала, слегка вогнутого в одном месте и выпуклого — в другом, что было причиной искаженного отражения. Ее свет посылал гигантские тени, они ползли через пляж, тропинки и коттеджи.

У Кэтлин обычно перехватывало дыхание при виде молчаливо драматичного восхода луны на озере, ее абсолютной, совершенной красоты — любовалась ли она ею из лодки на озере, смотрела ли на нее, завернувшись в одеяло на пляже или с веранды коттеджа Колдуэлла, когда Пенн обнимал ее.

Она слегка повернула голову, и дыхание ее стало учащенным, при этом она испытывала почти физическую боль. Нет, это не было плодом ее воображения. Это было так естественно, когда он подвинулся к ней ближе и нежно обнял ее за плечи — какое-то мгновение она даже не чувствовала его прикосновения. Но она стояла в кольце его рук и слышала, как бьется его сердце. Если бы она захотела, чтобы он поцеловал ее, ей достаточно было бы поднять к нему лицо.

Не будь дурой. А потом из глубины сознания вдруг непроизвольно возник вопрос: а кто ей запретит наслаждаться жизнью? Луна, чудесная ночь, спокойное озеро, мужчина и женщина — все, что необходимо для этого. И хотя уже никогда ничего не может быть между ними, нет причины отказываться от обычного поцелуя.

Его губы были ласковыми, теплыми, подвижными и нежными. Это был мягкий поцелуй, без намека на силу или власть, в нем отсутствовала мольба или просьба. Похоже, он был уверен, что она сделала свой выбор так же свободно, как и он, и что она наслаждается этим — тоже без принуждения или страха и без обещаний и залога верности…

Только теперь она вдруг поняла, какие чувства нахлынули на нее, когда она узнала, что он, может быть, вовсе не останется в Спрингхилле. Это не было чувство облегчения, как она тогда считала. Это был страх — такой глубоко затаившийся в ней страх, что она сначала не отдавала себе отчета, что это такое; и такой сильный, скорее похожий на панику.

В течение десяти лет она пыталась уверить себя, что Пенн для нее ничего не значит. И она почти поверила в это. Вернулась к прежней жизни, после того как Пенн отверг ее, и нашла человека, которого еще могла бы полюбить. А теперь все это оказалось обманом. Даже в тот вечер, когда Маркус сделал ей предложение, она сердцем понимала, что это ложь. Потому она и колебалась, вместо того чтобы сразу дать ему ответ.

Убаюкивающая сказка, придуманная ею для себя, оказалась просто красивой оберточной бумагой, в которую завертывают подарок. Если на нее не смотреть слишком внимательно, то под единственным слоем такой бумаги будто бы скрыто так много. Но если присмотреться повнимательнее, то бумага утратит силу сокрытия, и содержимое — иногда не очень приятное — окажется на виду.

Теперь бессмысленно отрицать, что она все еще любит Пенна. Пропали даром усилия, которые она прилагала все эти годы, пытаясь убедить себя в обратном.

Она неуклюже, почти рывком, отстранилась от него.

— Испугалась? — прошептал он.

Он произнес это так, будто отчасти потерял душевное равновесие, как если бы все получилось не совсем так, как он хотел, и он едва не перешел намеченную ранее границу безопасности.

И это была вторая неприятная правда, которая теперь открылась ей. Эта неоспоримая правда была как гремучая змея, свившаяся у ее ног. И заключалась она в том, что она и сейчас была безразлична Пенну, как и раньше.

Если бы она вообще волновала его, для него имело бы значение, что она собирается замуж за Маркуса. Но, очевидно, ему это было все равно, иначе он не стал бы говорить о свадебном подарке, поддразнивать ее насчет свадебной ночи или предлагать себя в качестве организатора ее свадебного банкета.

А сейчас, когда она не собирается выходить замуж за Маркуса, что вероятнее всего подумает Пенн?

Совсем ничего. Он просто пожмет плечами и отпустит еще какую-нибудь шутку по этому поводу.