Джоджо Мойес - Танцующая с лошадьми Страница 33

Документы на парня были составлены кое-как, и такие дела стало выигрывать все труднее: власти оказывали давление, а это означало, что все чаще ребенка либо признавали взрослым, либо просто отсылали в страну, из которой он бежал.

– Ты, похоже, не уверена. Насчет его возраста.

– Не знаю, что и сказать. То есть он не бреется и все такое, но может и врать. Они все нынче утверждают, что им пятнадцать.

– Цинично, Дока, да? Ты не такая.

– Это правда. Дети стали такие жестокие. – Она почувствовала на себе его взгляд.

– Ты так никому ничего не рассказала об этом иранском пареньке? – (Она удивленно на него посмотрела.) – Ну, о том, который все не давал тебе покоя. Мистер Расстояние. Который не пришел, откуда сказал. Или направился не туда, куда было нужно.

– Али Ахмади? Нет.

– Даже социальному работнику?

– Что я могла бы ему сказать? – Она скрестила руки на груди. – Какой от этого прок?

– И правильно. Могла бы себе навредить. Судить людей не твоя работа. Твоя работа – как можно лучше представлять их в суде, используя информацию, которую тебе предоставили. – Он взглянул на нее, очевидно догадавшись, что говорит покровительственным тоном. – Просто мне казалось, ты слишком переживала из-за него. Ну не мог парень пройти такое расстояние. Он не хотел обмануть тебя лично.

– Знаю.

Она и вправду восприняла это как личную обиду. Не выносила, когда ей врут. Поэтому до сих пор чувствовала свою вину перед Маком.

– Ты не могла знать, что он сделает.

– Не могла. Ты прав. Но теперь я смотрю на них другими глазами. Читаю резюме и ищу неувязки.

– В твои обязанности не входит давать юридическую оценку их рассказам.

– Наверное. Но это не отменяет того факта, что парень этот сейчас по дороге в Суд короны. И в этом есть часть моей вины.

– Ты слишком строга к себе. – Конор покачал головой. – Не учитываешь человеческую природу. Бог мой, если бы я так близко принимал к сердцу судьбы людей, которых представляю, мне вообще было бы не место в профессии.

Она отвинтила пробку на бутылке с водой и отпила.

– В большинстве случаев я могу убедить себя, что занимаюсь полезным делом. Что нахожусь в положительном спектре правосудия. Не то чтобы я считала твой спектр хуже, но ты никогда не ждал от работы того же, что и я.

– То есть денег.

– Да, – со смехом подтвердила она. – Эта история с Ахмади… Боюсь, она сделала меня циничной, а я никогда не хотела быть такой.

– Брось, девочка. – Конор ухмыльнулся. – Если бы ты никогда не хотела быть циничной, то работала бы в хосписе, а не в проклятой юридической фирме.

Конор не был собственником. С самого начала их отношений он очень старался дать ей понять, чтобы она особенно не рассчитывала на его преданность. Он не морочил ей голову: приходил вовремя, звонил, когда обещал позвонить, но в то же время окружал себя невидимыми стенами. Не говорил о своих желаниях и потребностях. Выражал любовь, но без намека на серьезные намерения. Поэтому у нее не было никаких оснований полагать, что изменение ее жилищных условий может быть для него проблемой. Она сообщила ему новость, только когда они доставали вещи из машины.

– Он был в доме всю неделю? – Конор опустил на землю свой чемодан.

– Со вторника.

– И ты мне ничего не сказала?

– Мы с тобой почти не виделись на этой неделе. Когда я могла сказать? Ловить тебя на выходе из зала суда и шептать на ухо: «Привет, дорогой. Мой бывший муж снова поселился в доме»?

– Могла бы позвонить.

– Могла. Но не хотела. Как я уже сказала, чувствовала себя глупо.

– Представляю себе.

Конор взял свой чемодан и пакет с продуктами и вошел в дом. Видно было, что он рассержен.

– Но это не то, что ты думаешь, – сказала она, уловив его интонацию.

– Не знаю, Наташа. А что это? – Голос Конора был очень спокойным.

Она прошла за ним на кухню. В минувшие выходные она оставила цветы на мойке. Они завяли, побуревшие лепестки свешивались из вазы.

– Ему негде жить, и он владеет домом наполовину.

Он резко обернулся:

– Я могу смертельно заболеть, обанкротиться и сойти с ума, но даже тогда на выстрел не подойду к бывшей или к ее дому.

– Мы не прошли через то, через что прошли вы.

– Имеешь в виду, что вы не развелись. Или я чего-то не понимаю?

– Ты прекрасно знаешь, Конор, что мы разведемся. Еще не так много времени прошло.

– Не так много времени? Или вы еще не решили?

С излишней энергичностью он начал доставать продукты из пакета. Он стоял к ней спиной, но она точно знала, что он стиснул зубы.

– Ты это серьезно?

– Ты мне только что сообщила, что твой не совсем бывший муж вновь живет с тобой под одной крышей. Как я могу быть несерьезным?

– Бог мой, Конор! – Наташа гордо прошла мимо него. – Можно подумать, моя жизнь и без того не была запутана. В последнюю очередь ожидала, что ты будешь изображать мистера Собственника.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты даже не захотел со мной в отпуск поехать, а теперь устраиваешь сцену из-за того, что мы с моим бывшим мужем делим собственность.

– Это не одно и то же.

– Разве? Ты даже не хочешь познакомить меня со своими детьми.

– Так я и знал! – Он вскинул руки. – Ты их в это впутаешь.

– Хочешь правду, впутаю. А что, по-твоему, я должна чувствовать, когда ты ведешь себя так, будто меня не существует. Ты не разрешаешь мне даже кофе с тобой выпить, если они у тебя.

– Они еще не оправились от удара. Их жизнь – сплошной кошмар. Мы с их матерью даже разговаривать не способны. Думаешь, знакомство с мамочкой номер два поможет им?

– Почему я должна быть мамочкой номер два? Разве не могу быть просто твоим другом?

– Думаешь, детей можно провести? Они сразу все поймут.

– И что теперь? – Она повысила голос. – Если мы будем вместе, им рано или поздно придется узнать обо мне. Или это я чего-то не понимаю?

– Конечно нет! Конечно мы вместе! Но зачем торопиться, черт побери? – Потом его голос смягчился. – Ты не понимаешь детей, Наташа. Не сможешь понять, пока не заведешь своих. Дети… должны быть на первом месте. Им еще так больно. Они так переживают. Я обязан их защитить.

Она смотрела на него во все глаза:

– Конор, ты считаешь, я не могу этого понять? Будучи бесплодной…

– Бог мой, Наташа, зачем же так?

– Иди к черту! – прошипела она и побежала вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки сразу.

Потом заперлась в ванной.

Ноздри лошади были как блюдца. Они так раздулись, что за черным бархатом была видна розовая плоть. Глаза побелели, она хлопала ушами, постоянно проверяя, что делалось позади. Тонкие ноги выбивали какой-то невиданный тустеп. Мальтиец Саль спрыгнул с двухколесной повозки, подошел к лошади и погладил ее по шее, блестящей от пота.