Николя Барро - Однажды вечером в Париже Страница 33

Но ее зовут Марго. Не Мелани.

Я уверен, будь то в пределах его возможностей, этот приветливый человек непременно помог бы мне. Но он никогда не видел женщины в красном плаще. Жакоб Монтабон был почти слепой.

Между тем шел уже девятый час, и настроение мое заметно ухудшилось. Все эти разговоры давались мне нелегко, а к цели я так и не приблизился. Впрочем, кое-что изменилось, когда я спустился на первый этаж, где чуть не угодил в объятия полноватой особы лет за шестьдесят, в черной юбке и лиловой вязаной кофте. Она стояла внизу, словно только меня и ждала. Если принять во внимание ее массу, ножки у нее были необычайно изящные. Я разглядел и маленькие лиловые туфельки, сильно разношенные, без каблуков. Дама в лиловом приветливо поздоровалась. Таким образом, я, не звоня ни в какие двери, познакомился с мадам Бонне.

Любимый цвет Франсины Бонне – лиловый, что сразу бросалось в глаза. Когда она начала разговор, сопровождая речь оживленной жестикуляцией, я заметил блестящие лиловые стеклышки даже в длинных, задорно раскачивавшихся серьгах, выглядывавших из-под ее серебряных куделек.

В прежние времена мадам Бонне была консьержкой в одном из старинных домов на площади Вогезов. Потом у мужа обнаружили рак поджелудочной железы, через несколько месяцев он сошел в могилу, оставив вдове приличную ренту.

– Бедный Юго! Все произошло так быстро, – горестно вздохнула мадам Бонне.

Она ушла с работы. Но, сидя дома, занималась рукоделием – вязала пестрые шарфы из шелка и шерсти (конечно, в своих любимых лиловых тонах) для небольшого модного салона на улице Бонапарта, и каждое изделие – уникальная, авторская работа – снабжалось овальной этикеткой, на которой от руки было написано «Шарфы от Франсины», эти вещицы сразу пришлись по душе парижанкам. Так что мадам Бонне, занимаясь своей приятной работой, целые дни проводила дома. Ей было кое-что известно о жильцах. Как только я произнес имя Мелани, она вспомнила, что так зовут мадам Дюпон – не мадемуазель, нет-нет, мадам Дюпон, темно-русая, хорошенькая, в настоящее время не замужем.

– Она очень, очень славная, Мелани Дюпон, – сказала она. – А ведь жизнь ее не баловала.

В душе я возликовал.

– Но ее, как нарочно, нет дома. Я звонил в ее квартиру.

– Ну да, – сказала мадам Бонне, и ее серьги закачались. – Мадам Дюпон приедет завтра или, может быть, сегодня, но совсем поздно. Ей надо было уехать на несколько дней, и она попросила меня забирать из ящика ее газеты.

Вне себя от радости я чуть не подпрыгнул. Я нашел Мелани! Никаких сомнений. Я сжал в карманах кулаки, боясь выдать свое волнение. После поисков, начавшихся, прямо скажем, не блестяще, я все-таки нашел Мелани. Теперь было ясно и то, почему она не пришла в кино. Она же еще не вернулась из Бретани. Мало ли что могло ее задержать. Во всяком случае, незнакомец в длинном темном пальто ни при чем! Наверное, он вышел из квартиры мадемуазель Леблан. О, я теперь был неплохо осведомлен о старом доме на улице Бургонь и его обитателях.

Я решил оставить Мелани записку. Письмо! Резво побежал в магазинчик на противоположной стороне, едва не угодил под машину, которая явно с превышением скорости мчалась по узкой улочке, и, к своему огорчению, убедился, что магазин уже закрыт. Выручила добрая мадам Бонне, презентовавшая мне лист бумаги и конверт.

Торопливо нацарапав несколько строк, я сунул письмо в конверт и уже в четвертый раз за этот вечер, пересекая двор, прошел под старым каштаном. Я чуть замедлил шаг, прикидывая, не прикрепить ли к стволу старого дерева мое письмо, на котором я написал коротко и ясно: «Мелани от Алена». Идея показалась мне удивительно романтичной: сегодня ночью или завтра утром Мелани войдет во двор и увидит на дереве мое послание. Меня переполняли те же чувства, что юного Гёте из одноименного фильма, – он, влюбленный, готовый горы своротить, мчится, пустив коня во весь опор, по бескрайней зеленой равнине, как на крыльях летит к своей возлюбленной.

Немецкий фильм «Гёте!», в котором заняты молодые, совсем неизвестные актеры, шел в моем кинотеатре несколько месяцев назад.

Да, Гёте, вне всяких сомнений, прикрепил бы письмо к стволу старого каштана. Но, поколебавшись, я все-таки не решился – уж очень ненадежное место: письмо может упасть на землю или, чего доброго, угодит в чужие руки… Хотя мне и самому казалось маловероятным, чтобы в этом доме, где жильцы почти не знакомы, а если и знакомы, то не слишком лестно отзываются друг о друге, нашлась еще одна женщина по имени Мелани.

Я вернулся к дому и немного задержался там, с письмом в руках, у черных почтовых ящиков. Написал я вот что:

Милая Мелани!

Ты не пришла в среду, и я уже начал волноваться. Я позвонил бы тебе, но у меня нет твоего телефона. Сейчас мне сказали, что ты вернешься сегодня ночью или завтра утром. Хоть бы все у тебя было в порядке! Твое милое письмо меня очень порадовало, я прочитал его не меньше ста раз. Минуту назад я стоял под старым каштаном, там, где мы целовались. Я скучаю по тебе! Пожалуйста, как только вернешься, позвони, моя милая не-любительница приключений. Жду твоего звонка с нетерпением.

Внизу я написал свой телефон. Просунув письмо в щель черного металлического ящика, на котором значилась фамилия Дюпон, я отпустил его и прислушался к тихому шороху – письмо скользнуло на дно. И улыбнулся, довольный. Теперь надо было просто ждать.

Некоторое время спустя меня стали мучить сомнения: а не лучше бы я в тот день принял решение в духе юного Гёте – послушался первого побуждения своего сердца?

Примерно через час после того, как я, окрыленный надеждой, покинул дом на улице Бургонь, под старым каштаном прошел через двор человек, который наверняка бы сообразил, кому письмо адресовано и кто отправитель. Прикрепи я письмо к стволу дерева, оно, быть может, вскоре очутилось бы в руках женщины, которой предназначалось. Я не блуждал бы долгими окольными путями.

Быть может…

17

Когда зазвонил телефон, я в тот же момент понял – она! В то утро я занимался составлением новой подборки фильмов для наших сред, для программы «Les Amours au Paradis». И поэтому пришел в кинотеатр пораньше. Посмотрел фильм, который последний раз видел давно, «Бенжамен, или Дневник девственника» с Катрин Денёв, и тут запиликала мелодия из «Третьего человека», я выбрал ее для звонка своего мобильника.

Чуть не опрокинув стакан с колой, я схватил телефон со столика в будке киномеханика, где в это время находился.