Вера Колочкова - Научите меня любить Страница 34

– Пап, что случилось? – тихо прошептала она, пугливо прижав руки к груди.

Он ничего не ответил. Махнул рукой, вышагнул за дверь, торопливо понесся вниз, прыгая через две ступеньки. Скинув туфли, Катя пошла на звук маминых рыданий, остановилась нерешительно в дверях гостиной. Мама сидела на диване, закрыв лицо руками и странно выгнув спину, будто хотела завалиться назад, на подушки. Сквозь сомкнутые ладони бесконечно неслось надрывное, рвущее душу короткое «ы», – казалось, еще немного – и оно перейдет, наконец, в настоящее слезное рыдание, правильное, человеческое. Хотя кто возьмет на себя смелость судить о рыданиях, правильные они или нет? Кто как умеет, так и плачет. Тем более если вообще не умеет.

– Мам… Ты чего? – пролепетала Катя, садясь на самый краешек дивана. Не рядом с мамой, а чуть в отдалении.

– Ой, доченька…

Катя даже и предположить не могла, что произойдет в следующий момент. По крайней ме ре, уж точно такого не ожидала. Мама, обмякнув всем телом, вдруг рухнула лицом ей в колени, заколыхалась в тяжелой слезной судороге. От страха, от неожиданности Катя перестала дышать, сидела, как истукан, тупо разглядывая материнский затылок с кудельками химической завивки – жалкий, мелко подрагивающий. Ее и впрямь будто сковало изумлением – что надо делать-то? А другие в таких случаях что делают? По голове, что ли, надо маму погладить? Надо, наверное, но… боязно как-то. А если больше сказать – неприятно. Сколько она себя помнила, не приветствовалось у них в семье понятие тактильности как таковое. И мало того что не приветствовалось – даже некой насмешливости всегда подвергалось. Никто никого не целовал при встречах, при прощаниях. Не обнимал, не припадал, в глаза не заглядывал, не шептал глупостей на ушко. Все это жеманством считалось, глупым сюсюканьем. В привычку вошло. И вот теперь – нате, пожалуйста. Как хотите, а действуйте, дорогая дочь, ищите в себе жеманство и сюсюканье.

Подняв руку, Катя смиренно возложила холодную, мокрую от пережитого потрясения ладонь на материнский затылок. Ощутив под ладонью тщедушие слабых кудельков, прислушалась к себе – никакой жалости внутри не ощущалось. По-прежнему было боязно и неприятно. Стыдно, больно это осознавать, но неприятно, черт возьми! Чувствовать под рукой горячий дрожащий материнский затылок – неприятно! И в то же время нельзя, нельзя, чтобы мама сейчас догадалась, как ей неприятно…

– Мам, ну не надо, не плачь! – пропищала она испуганно, сама не узнавая своего голоса.

Мать вдруг и впрямь перестала плакать, будто почуяла исходящую от ее ладони тщательно сокрытую перепуганную неприязнь. Резко села, отерла слезы с лица, вздохнула длинно. Упав спиной в диванные подушки, проговорила обиженно:

– Нет, Кать, как он мог… Я же просила, и он мне обещал, понимаешь? Он обещал, он слово дал! А теперь чего уж, теперь точно разговоры пойдут…

– Да что случилось-то, мам?

– А то и случилось, что отец твой любовницу себе завел! Представляешь? Мой муж – и любовницу! И даже более того – беременную любовницу! Сегодня на глазах у всего города повез ее в роддом. Сам в приемный покой отвел, сам вещи забрал… Мне заведующая сразу на работу позвонила, рассказала все, и с таким удовольствием, главное! Я от стыда прям не знала, куда деться. Теперь позору не оберешься. Нет, ведь просила его, по-хорошему просила, не выводи на люди свой блуд! У тебя семья, у тебя дети! У твоей дочери свадьба, в конце концов! А он… Ты только Милочке ничего не говори, ладно?

– Хорошо. Я не скажу. Мам… А он что, от нас уйдет, да?

– Нет. Не уйдет. Не посмеет. Надеюсь, не совсем перед семьей стыд потерял. Ты знаешь, я даже на уступки ему пошла – пусть бегает к этой своей… если уж так приспичило. Ничего, я стерплю. И не такое в жизни терпела. Но семью разрушать не дам.

– Мам, а может… Раз уж так получилось…

Договорить ей мать не дала – резко повернулась, глянула в лицо с такой гневной болью в глазах, что Катя осеклась на полуслове и замолчала, опустив голову в пол. Но сказать ничего гневного мама ей не успела – в прихожей хлопнула входная дверь, и обе они вздрогнули, как по команде. Высвободившись из диванных подушек, мать напряженно выпрямила спину и, сурово поджав губы, проговорила торопливо:

– Не подавай виду, что ты все знаешь… Иди, я сама с ним поговорю…

– Мам, да это не отец, это Милка пришла, наверное. Только она так дверью хлопает…

– И Милочке ничего не говори, поняла? Не надо ей знать, у нее и без того психика неустойчивая…

– Чего это вы тут? – нарисовалась в дверях гостиной Милка, окинув их быстрым взглядом.

– Да так, сидим вот… Хлопоты свадебные обсуждаем… – с нарочитой жизнерадостностью объявила мама, снова откидываясь на подушки, – всего один день остался, а у нас еще, как говорится, и конь не валялся. Ты знаешь, Милочка, я тут прикинула кое-что и решила: не будем для свадебного кортежа машины заказывать. Дорого. На работе договорюсь, на наших, на служебных, поедете. Для ЗАГСа две «Волги» возьмем и одну «газель». В одной «Волге» жених с невестой и свидетели поедут, в другой – мы с папой и Катя. А все гости в «газели» как-нибудь поместятся.

– Мам, а мы со Стасом решили без свидетелей обойтись, – быстро проговорила Милка, садясь на диван рядом с Катей. – Сейчас так можно, я узнавала. Все так делают.

– Нет, погоди… Как это – без свидетелей? Что это еще за новшество? Ты же знаешь, не люблю я никаких отступлений от правил! Еще скажи, что ты без фаты регистрироваться пойдешь!

– Но, мам…

– Не спорь со мной, Мила! Прошу тебя, не спорь! Пусть будет все, как у нормальных людей! И слышать ничего не хочу! Да я уже и ленты для свидетелей заказала, очень красивые, с золотым тиснением по краю и двумя кольцами! Кстати, завтра надо будет их у портнихи забрать…

– О господи… – только и вздохнула Милка, поднимаясь с дивана и направляясь к дверям гостиной. – Делайте вы что хотите, я в этом уже не участвую… Спать лучше пойду, голова болит.

– Иди, иди, милая. Мы тут с Катюшей еще побеседуем, – ласково проводила ее в спину мать.

После ухода Милки они посидели минуту в молчании. Уставясь в темное окно, мама вздохнула, произнесла тоскливо:

– Голова у нее болит, надо же. Если б она знала, как у меня голова от хлопот болит… Хочется же все достойно сделать, по высшему разряду. Сижу, каждую копейку выгадываю. С заведующей кафе договорилась – денег за аренду обещала не брать. И меню так организовать, чтобы недорого было, но достойно. А что делать – мы с отцом больших денег не зарабатываем. И взятки я не беру, как некоторые. Деньги, деньги, все в проклятые деньги нынче упирается. Ой, кстати! – вдруг оживилась она, снова поднявшись из подушек, – я же забыла тебя спросить! Ты как, у Нюси была сегодня?