Линн Грэхем - За что ты меня любишь? Страница 34

По телу Макси пробежала сладострастная дрожь, но она изо всех сил старалась сосредоточиться на разговоре, ибо мысль о возможной неверности была слишком важна, чтобы так сразу отметать ее.

– К-кто это сказал, что, если любовница станет женой, ее место свободно для другой? Должно быть, некто, кому не посчастливилось познакомиться с тобой, – довольно проговорил Ангелос. – Ты не похожа на других женщин.

От этих слов Макси словно расцвела.

– Хорошо провел время в клубе?

– А как ты думаешь? – с укоризной сказал он, нежно покусывая мочку ее уха и притягивая ближе к себе, чтобы она почувствовала, как сильно он возбужден. – Я весь вечер места себе не находил…

Макси закрыла ему рот поцелуем. Он смущал ее. Ангелос страстно ответил на поцелуй, давая понять, как сильно скучал по ней. Макси едва не задохнулась, нежность переполняла ее. У него был неуемный темперамент, но Макси обожала его таким. Шанс. Видимо, в том, что он не может обходиться без ее ласк, и заключался этот шанс. Тут Ангелос снова поцеловал ее, и больше она уже не могла ни о чем думать.

Утром они вместе позавтракали. Ангелос сидел, откинувшись на спинку кресла, и просматривал газету, допивая третью чашку кофе.

Он потрясающий любовник, мечтательно подумала Макси. Он мог быть таким нежным, а потом вдруг становиться таким… таким неистовым. Наверняка он смертельно устал, ведь проспал часа два, не больше, но, несмотря на это, казался на редкость энергичным. «Я никогда не сумею забыть его», – в ужасе поняла она.

Неожиданно Ангелос резко произнес что-то по-гречески и выпрямился, опрокинув свой кофе. Он подошел к телефону, набрал какой-то номер и отрывисто заговорил:

– Эта статейка про Макси Кендалл в графе сплетен… Кто дал разрешение печатать ее? Завтра же дадите опровержение. И больше ни слова о ней. Скажите этому злопыхателю, пусть найдет себе другую мишень. О ней должны писать в колонке светской хроники, а вовсе не там!

Тридцать секунд спустя Ангелос положил трубку. Макси открыла рот от удивления. Только на слугу Никоса происшедшее не произвело ни малейшего впечатления. Вытерев образовавшуюся на столе лужу, он принес новую чашку кофе и вновь удалился с олимпийским спокойствием.

Ангелос бросил Макси газету с оскорбительной заметкой.

– Вот что бывает, когда отправляешься бродить по Парижу без сопровождения, – мрачно проговорил он. – Ты ведь даже не знала, что тебя фотографируют, да?

– Нет, – подтвердила Макси, тяжело сглотнув. Быстрота его реакции потрясла ее. Она взглянула на фотографию. – Но почему ты решил, что они станут тебя слушать?

– Это моя газета, – ответил Ангелос с сардонической усмешкой, – ты только взгляни, что написал этот безмозглый щелкопер!

Макси послушно склонила голову. Провела пальцем по выделенной курсивом строке справа от фотографии. Крохотные буквы расплывались перед глазами, нечего было и стараться сосредоточиться, когда Ангелос стоял у нее за спиной. Наступила неловкая тишина. Затем смуглый палец указал на печатные буквы под фотографией.

– Вот здесь, – поправил он.

Макси побледнела, чувствуя, как внутри у нее все переворачивается.

– Я никогда не читаю подобной ерунды. И кроме того, у меня дальнозоркость.

Снова наступила гнетущая тишина. Она никак не могла набраться смелости и взглянуть ему в лицо, чтобы убедиться, что он поверил этой небылице.

Ангелос выхватил у нее газету.

– В любом случае тебе не следует читать эту пакость. Не стоит обращать на это внимание!

Макси обреченно вздохнула; страх, что ее тайна может быть раскрыта, отступил, но она все еще дрожала. Разве могла она признаться ему? Разве можно говорить такому человеку, как Ангелос, что у нее дислексия? Подобно многим, он мог просто не поверить. Еще подумает, что это не более чем модный термин, помогающий людям оправдать свою глупость. Макси не раз приходилось сталкиваться с таким отношением, она слишком хорошо знала, что любая попытка объяснить свою болезнь вызывала лишь презрение со стороны окружающих.

– Макси… – Ангелос нерешительно кашлянул. – Мне кажется, со зрением у тебя все в порядке и нет нужды притворяться. Думаю, ты можешь мне довериться.

Когда до нее наконец дошел смысл его слов, Макси испытала ужасное чувство унижения. Сбылись ее худшие предположения: Ангелос раскрыл ее секрет. Она могла бы выдержать все, если бы не он, а кто-то другой догадался, что крылось за лживыми уловками, которые были наготове всякий раз, когда ей нужно было что-нибудь прочитать или написать.

– Макси… я не хочу расстраивать тебя, но нам необходимо поговорить. – Ангелос наклонился и обнял ее. – Ты умная женщина, поэтому, мне кажется, должна существовать очень веская причина, по которой ты не можешь прочитать несколько строк в газете. И я помню твой блокнот, когда ты еще была официанткой. Какие-то закорючки вместо слов.

Словно робот, Макси разжала губы.

– У меня дислексия… Ясно?

– Ясно. Хочешь еще кофе.

– Нет, я уже выпила достаточно… Наверное, ты ждешь, что я все расскажу? – сердито спросила она.

– Не сейчас, раз ты так нервничаешь, – спокойно проговорил Ангелос.

– Ничего я не нервничаю! – Макси вскочила и раздраженно зашагала по комнате, всем своим видом подтверждая обратное. – Я просто не люблю, когда начинают копаться в вещах, которые никого, кроме меня, не касаются!

Ангелос спокойно смотрел на нее.

– Дислексия встречается намного чаще, чем ты думаешь. Деметриос, чей день рождения мы отмечали, тоже страдает от этого недуга, но он уже на втором курсе в Оксфорде. У его младших братьев та же проблема. В школе с тобой не занимались дополнительно?

Немного оправившись, Макси скрестила руки на груди и печально покачала головой.

– Я побывала по крайней мере в десятке школ…

– Десятке? – изумленно переспросил Ангелос.

– Мы с папой нигде не задерживались подолгу. Он вечно оказывался кому-нибудь должен. Если не хозяину квартиры, так торговцу или какому-нибудь парню, которому проиграл в карты. И мы перебирались на новое место.

– И все повторялось сначала? – предположил Ангелос.

– Да… – Слова застревали у нее в горле, она старалась не смотреть ему в глаза. – Мне было десять, когда учительница наконец-то поняла, что мои трудности совсем не обязательно результат природной глупости. Со мной должны были заниматься дополнительно, но каждый раз мы с отцом переезжали на другое место прежде, чем все устраивалось. – Она подняла голову, стараясь справиться с чувством неловкости. – А в другой школе меня просто определяли в самый худший класс, где учились одни двоечники.

– Когда ты закончила школу?