Джеки Коллинз - Убийственно прекрасная Страница 34

Когда Винес рассталась с Купером, именно Билли оказался рядом, чтобы помочь ей пережить трудное время.

Однажды вечером их дружеский ужин как-то сам собой превратился в любовное свидание. Ничего такого Винес не планировала. Больше того — она ничего подобного не хотела. Но вместе с тем в случившемся ей чудилась некая предрешенность, и тогда она просто покорилась неизбежному.

Таблоиды были в восторге. Винес и Билли стали сенсацией и тут же попали на первые полосы всех желтых листков Лос-Анджелеса. Тогда о них не писал только ленивый, слишком уж громкой была их слава, слишком большой — популярность.

Сейчас они были вместе уже год, но Винес до сих пор не знала точно, что именно между ними происходит. По идее она должна была бы чувствовать себя счастливой и довольной (Билли, во всяком случае, не сделал ничего, что могло бы ее огорчить), и все же ее не оставляло чувство, что в их отношениях не хватает чего-то самого главного.

А своим чувствам Винес привыкла доверять. Она не колеблясь поступала так, как подсказывала ей интуиция; именно это в конце концов и помогло ей добиться ошеломляющего успеха.

Что же подсказывала ей интуиция сейчас?

Винес этого не знала. Что-то точило ее изнутри, но что?

«Да черт с ней, с интуицией, — подумала она. — Главное — верить, что все закончится хорошо».

Для нее всегда все заканчивалось хорошо. Просто отлично.

— Ты слишком много пьешь, — с упреком сказала Линг.

— Что тебе еще не нравится? — огрызнулся Алекс. Он только что вышел из душа, и на нем не было ничего, кроме завязанного вокруг бедер полотенца.

— Вчера вечером ты опять явился домой пьяный, — сварливо продолжала Линг. — А ведь ты был за рулем! Глупо так себя вести, Алекс, просто глупо! Если бы тебя остановили и взяли пробу на алкоголь, все могло закончиться очень скверно. Я уже не говорю о том, что ты мог кого-нибудь задавить…

Кажется, понял Алекс, эта изящная, как китайская ваза, адвокатесса назвала его дураком.

Нет, не может этого быть!

Или… может?

Если он не ошибся, значит, Линг пора исчезнуть. Никто не смел безнаказанно называть его глупцом. Если бы она работала в одном из его проектов, он бы уволил ее, не задумываясь. Но Линг не работала у него, а просто жила в его модерновом доме на побережье, спала с ним в его огромной постели и иногда водила его «Порше». Вот и все ее права и привилегии. С точки зрения Алекса, их было даже больше чем достаточно. Права голоса он, во всяком случае, ей не давал, так какого же дьявола она пытается его критиковать? Ротик, правда, у нее хорошенький, но он ей дан вовсе не для того, чтобы произносить какие-то слова. Рот ей нужен для другого.

— Что, если бы тебя остановили? — не успокаивалась Линг. — Ну, скажи, что тогда?! Скандальная известность, которая тебе не нужна? Дешевая популярность, которую ты ненавидишь?

— В тебе говорит адвокат, — заметил Алекс, роняя полотенце на пол. — Будь добра, попроси его заткнуться.

— Мне очень жаль, что ты не желаешь прислушаться к голосу разума. — Линг с оскорбленным видом покачала головой. — Ведь я говорю тебе это ради твоей же пользы!

«Да. Конечно…»

— Кстати, у тебя был с собой револьвер? — добавила она. — Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты получил лицензию на ношение оружия! Если бы тебя остановили и нашли пистолет, проблем у тебя было бы еще больше.

— О’кей, о’кей, — нетерпеливо сказал он. — Я понял. В следующий раз, когда я поеду в бар выпить, оставлю оружие дома. Теперь ты довольна?

— Да, Алекс, теперь я довольна. Мне только непонятно, зачем тебе вообще нужно оружие?

— Мне угрожают, — сказал он, натягивая штаны. — Я, кажется, уже сто раз тебе говорил…

Алекс Вудс уже давно пришел к выводу, что на свете нет такой женщины, которая знает, когда нужно заткнуться. За исключением, быть может, Лаки Сантанджело. Она могла бы говорить всю ночь напролет, но он все равно ловил бы каждое слово. Впрочем, другой такой, как Лаки, не было на всем свете. Она была уникальной, единственной в своем роде женщиной, у которой имелись в наличии все три «М»: мозги, мужество и… и уМ-Мопомрачительная фигура.

При мысли о Лаки Алекс улыбнулся.

— Чему ты улыбаешься, Алекс? Это совсем не смешно! — сказала Линг таким тоном, словно разговаривала с непослушным ребенком.

— Слушай, успокойся, а? — откликнулся он. — Я не хочу больше тебя слушать, и я не обязан тебя слушать, так что заткнись.

— Не смей так со мной разговаривать! — воскликнула Линг, с вызовом вскинув остренький подбородочек.

О, господи, подумал Алекс. Почему он до сих пор ее терпит, ведь она ему даже не жена?!

Выпрямившись, он окинул Линг неприязненным взглядом. Она была невысокой, смуглой, стройной и гибкой, как лоза; общее впечатление портили лишь непропорционально большие силиконовые груди. Интересно, о чем она думала, когда выбирала размер? Ладно бы она была стриптизершей, а то ведь адвокат! Или она собиралась в свободное время подрабатывать в стрип-баре?

И кто из них после этого глуп?

— У меня болит голова, — сказал Алекс, которого действительно слегка мутило после вчерашнего, — так что, если не возражаешь, давай прекратим этот разговор, пока я не разозлился по-настоящему.

— Как хочешь, Алекс, — ответила Линг, обиженно поджав губы. — Просто мне не все равно, что с тобой будет.

— Еще бы тебе было все равно, — вздохнул Алекс.

Конец эпизода.

Стоп.

Снято.

19

Встречи с отцом Лаки ждала с нетерпением. Ей хотелось увидеть его, обнять, поцеловать в морщинистую щеку. Впрочем, Джино всегда был для нее больше, чем только отец. Он был победителем, героем, он был примером для нее. В последнее время Лаки отчетливо осознала, что с возрастом она стала лучше понимать отца и побудительные мотивы его поступков. Так, выдав ее в семнадцать лет замуж, Джино хотел защитить дочь от жестокости мира, а столь экстравагантный способ он выбрал только потому, что рос и воспитывался в те времена, когда считалось, что женщина не может быть ни умной, ни независимой. Мягкость, покорность — таковы были, по общепринятому мнению, основные качества женщины, чье единственное предназначение сводилось к тому, чтобы быть послушной женой и матерью многочисленных детишек. О том, что женщина может иметь собственное мнение, никто тогда не задумывался.

Джино, несомненно, был продуктом своего времени. Какое же потрясение он, должно быть, испытал, когда обнаружил, что его дочь больше всего любит свободу и власть, что она сексуально раскованна и предпочитает в любых ситуациях поступать по-своему.