Иосиф Гольман - Не бойся, я рядом Страница 34

Через три-четыре дня уйдет в свою контору, где его с нетерпением ждут.

Вылеченный, освободившийся от своего чудовищного и неодолимого влечения.

Надолго ли вылеченный – на этот вопрос ни Марк Вениаминович, ни любой иной доктор ответа бы не дали.

Хотя суперсовременные препараты – Лазман получал их не из больничной аптеки, а от друга из организации «Врачи без границ» – помогали купировать приступ достаточно быстро и без видимых последствий.

И это счастье, что Вадим, единственный сын своих родителей, попал в руки Марка. А вшили бы ему «торпеду» – как обыкновенному алкоголику – только бы усилили и без того страдавшему от комплекса вины юноше суицидальные стремления.

– Как дела, парень? – улыбаясь, спросил Лазман.

– Отлично, – ответил Вадик. – Очень хочется на работу.

– Скоро будешь, – обещал врач.

Марк уже собирался выйти из палаты – больных у него здесь было пять человек – как вдруг остановился, еще раз всмотрелся в лицо пациента.

– Спрашивай уже, – сказал он. – Хочешь – здесь, а хочешь – пойдем по коридору погуляем.

Молодой человек покраснел. Потом – побледнел. Потом – покрылся испариной.

Наконец встал, оказавшись уже в тренировочных штанах, накинул курточку и вышел с врачом в коридор.

Убедившись, что уединиться не удастся – новые пациенты лежали даже в коридоре, – Марк попросил у сестры ключ и вывел Вадика на больничный двор.

Здесь они присели на зеленую деревянную скамейку и… замолчали.

Лазман хоть и не имел лишнего времени, но больного торопить не стал: ощущение, что доктор готов уделить пациенту неограниченное время – очень полезно для Вадика. Это дополнительная степень его поддержки. А психологическая поддержка таким, как Вадик – ой как нужна.

Да и кому она не нужна в нашей нервной жизни?

– Марк Вениаминович, я с Майей сегодня говорил.

– Нашла она тебя все-таки? – улыбнулся доктор. Похоже, прежние отмазки про внезапную командировку на этот раз не сработали.

– Да. Она решила, что у меня другая женщина, и маме пришлось сказать.

– Что она сказала? – Марк быстро оценивал сложившуюся ситуацию.

– Что я в больнице, – мрачно ответил Вадик.

– Общего профиля? – улыбнулся доктор.

– Типа того, – сказал Вадик и замолчал.

– И когда она собралась тебя навестить? – наконец спросил Лазман.

Вадик с подозрением посмотрел на психиатра, читающего его мысли.

– Сегодня. После обеда.

– Та-ак, – сказал Марк. Ситуацию на самотек бросать не следовало. А следовало, наоборот, сдвинуть все сегодняшние планы и проконтролировать их встречу самому: душа – тонкая штука, и все, чего ты две недели добивался таблетками и психотерапией, может быть порушено одним неосторожным высказыванием.

– Как бы сделать, чтобы мне на улице ее встретить? – высказал наконец свою просьбу Вадик.

Отделение-то все – на ключах, а с Вадикиным заболеванием свобода может быть не только полезной.

Лазман задумался.

В принципе, можно было бы и рискнуть: Вадик вышел из приступа, был полностью критичен и тяги к алкоголю на данный момент не испытывал.

Но как знать, что будет, если разговор влюбленных вдруг станет острым? Или даже закончится разрывом?

И еще одно было соображение.

Насколько Марк знал, Вадим дружил со своей девушкой много лет, а четыре последних года они жили в гражданском браке. За это время парень срывался трижды.

Ну и до каких пор удастся скрывать?

– Вадик, а не пора ли ей все объяснить? – спросил он.

– Я боюсь, – тихо сказал юноша.

– Ты ее очень любишь? – тоже перешел на почти шепот Лазман.

– Очень.

– А она тебя?

– Думаю, тоже.

– Тогда надо объясняться, – принял решение доктор. – И видимо, не тебе, а мне. А уж потом будете вы разговаривать. Все равно всю жизнь не промаскируешься.

– А захочет она за психа выходить? – Губы парня скривились.

Лазман взял его за руку.

– А если б у тебя был диабет? Или язва? Она бы не отказалась от тебя?

– Сравнили, – Вадим рукавом куртки вытер глаза. – Да лучше б рак был.

– Не лучше, – спокойно сказал доктор. – Давай с тобой посчитаем. А потом – с ней.

– Что – посчитаем? – не понял пациент.

– Что отнимет у вас двоих твоя болезнь, – объяснил Марк Вениаминович. – За какое время до приступа тебе становится плохо?

– За неделю я уже чувствую.

– О’кей, – мотнул головой Марк. – Неделя – инициальный период. Плюс неделя интенсивной терапии. Плюс – неделя, когда ты такой, как сегодня.

Итого три недели. Три недели в полтора года. Из них действительно плохая – одна неделя. По-моему, вполне терпимо.

Вадик озадаченно молчал: с такой точки зрения на свою проблему он действительно еще не смотрел.

(На этом и строится целая система психотехник, когда врач, не имея возможности изменить ситуацию, пытается – и часто успешно – изменить отношение больного к этой самой ситуации. Проще говоря – научиться ладить со своей болезнью, сосуществовать с нею.)

Вадик молчал. Марк, хоть и бросил украдкой взгляд на уличные часы, но парня не торопил.

– А вы ее дождетесь? – наконец спросил юноша.

– Куда ж мне деваться? – вздохнул доктор. И подумал, что общаться с девушкой все-таки будет в вестибюле на первом этаже, а не в кабинете заведующего отделением, где планировал первоначально.

Все же не хотелось ему, чтобы неподготовленная девица увидела этот быт изнутри: с ключами, решетками на окнах и тяжелыми больными.

Ну все, решение принято. Они вернулись в отделение.

Следующий больной Марка – Анатолий Иванович. Директор крупной компании, выпускающей какую-то сложную научно-техническую продукцию.

Рекуррентная (приступообразная) шизофрения была диагностирована у него четверть века назад. Приступы были тяжелыми и довольно продолжительными.

Просто удивительно, что бизнес не разваливался, пока шеф по два-три месяца приходил в себя.

И еще удивительно, что за двадцать пять лет болезни никто, кроме близких родственников, его тайны не разгадал. Вот оно, преимущество психосоматического отделения.

Анатолий Иванович – хороший друг заместителя главврача всей больницы. Поэтому с ним обходились еще более хитро: фиктивно клали в кардиологию, а реально боролись с приступами в психосоматике.

– Ну что, Анатолий Иванович, как ваши дела? – улыбнулся Лазман.

Тот ответил, точно как Вадик: