Барбара Картланд - Поверженные барьеры Страница 34

— В таком случае, извини. Я думал, что Дрейсоны твои друзья и тебе они нравятся.

— Нет, не нравятся, — устало ответила Карлотта. — Я говорю о нас, Норман. Я сожалею о той ночи… И ужасно огорчена.

— Мое милое дитя, — ответил Норман. — Прошу тебя, не расстраивайся из-за такого пустяка.

— Норман, ты не откровенен и не искренен со мной, — в отчаянии сказала Карлотта. — Неужели ты не понимаешь? Я была сумасшедшей, усталой, истеричной и наговорила тебе много такого, о чем и не думала. Перестань наказывать меня.

Норман посмотрел на нее. Ей казалось, что его глаза сделаны из стали.

— Нечего извиняться, — сказал он, — уверяю тебя. Я люблю правду. И всегда любил.

— Но это не было правдой, — ответила Карлотта. — Клянусь тебе, то, что я сказала, — неправда.

Норман подошел к ней. Он не дотронулся до нее, но стоял очень близко и смотрел на нее.

— Посмотри на меня! — приказал он.

Она задрожала, но заставила себя поднять голову и посмотреть ему в глаза, хотя губы у нее тряслись, а руки конвульсивно сжались.

— Поклянешься ли ты на Библии всем тем, что священно для тебя, что ты любишь меня только ради меня?

Карлотта была парализована, она не могла говорить, казалось, что ее язык прилип к гортани, губы пересохли. Она могла только смотреть на него, а потом под его взглядом опустила глаза.

Он засмеялся, но в смехе не было веселья, а была только горечь, которую не высказать словами. И оставил ее одну.

Несколько минут она стояла неподвижно, затем упала на диван, зарыдав так, как будто сердце у нее разрывается.

Когда они встретились, Норман разговаривал с ней, но только так, как он разговаривал бы со случайной знакомой, с которой он был чрезвычайно вежлив. Они все время были вместе, но Карлотта чувствовала, что она ест, гуляет и танцует, как автомат. Перед ней была пропасть, через которую она не могла перекинуть мост. За всю свою жизнь она никогда не сталкивалась с чем-то таким тягостным и непостижимым, как отчужденность между нею и Норманом. Она не знала, что делать. Она потерялась — дитя в лесу страхов и ужасов, которые становились все сильнее, оттого что скрывались за притворной вежливостью.

«Я этого не вынесу… Я не могу», — твердила она себе в тысячный раз.

Она пыталась флиртовать с Норманом, она пыталась вывести его из себя; она бывала вызывающей, отчужденной, раздраженной. Он не менялся — человек из камня.

На второй день после их приезда в Канны он вошел перед обедом к ней в комнату с розоватой кожаной коробочкой в руке. Элси одевала ее, и обе они — и Элси, и Карлотта — с удивлением посмотрели на вошедшего Нормана. Впервые он вошел в ее спальню, и сердце Карлотты дрогнуло от волнения. Неужели это означало начало новой эры? Она хотела отослать Элси, но Норман не позволил.

— Не уходи, Элси, — добродушно сказал он. — Я принес подарок для леди и, я думаю, что тебе тоже захочется взглянуть на него.

— Подарок! — с удивлением сказала Карлотта.

— Новобрачным положено получать подарки во время медового месяца, — сказал Норман. — Разве ты не знала?

— Нет, я не знала, — слабым голосом ответила она.

— Открой и посмотри, понравится ли тебе, — предложил он и протянул ей розовую коробочку. Она взяла.

В коробочке лежала огромная брошь из изумрудов и бриллиантов. Это была великолепная, яркая драгоценность, которую можно было носить с одним или с двумя зажимами. В другое время, получив такой подарок, Карлотта пришла бы в экстаз. Теперь же по какой-то непонятной причине ей захотелось плакать.

— Миледи, как великолепно! — воскликнула Элси за ее спиной.

— Тебе нравится, Карлотта? — спросил Норман.

— Очень красиво, — ответила она, но в голосе ее слышалось рыдание.

— Надень ее сегодня, — сказал он. — Думаю, у тебя есть платье, к которому эта брошь подойдет. Если нет, то можно что-то купить.

Он вышел из комнаты. Карлотта смотрела на сверкающую драгоценность.

— Сэр Норман такой добрый, — сказала Элси. — Это очень красивый подарок, миледи. Брошь будет выглядеть замечательно на вашем белом платье.

Карлотта быстро встала.

— Да, принеси мне белое платье, — сказала она. — У меня есть идея.

— Идея? — спросила Элси.

— Я это произнесла? — спросила Карлотта. — Я думала вслух.

Элси принесла белое платье. Карлотта долго одевалась, зная, что Норман будет ждать ее в гостиной. Она застегнула браслет с изумрудами на запястье, надела на палец обручальное кольцо и, взяв в руку новую брошь, пошла в гостиную. Норман, как она и ожидала, был уже готов. Он стоял, глядя в окно. Ночь наступила быстро. Неспокойное море было такого же темно-пурпурного цвета, как и небо над ним. Звезды плыли, как сверкающие драгоценности. Все затихло, и сладкий аромат ночи вливался с открытое окно.

Карлотта стояла в гостиной, глядя на широкие плечи Нормана. Она думала, как он хорош в смокинге, и впервые ей пришла в голову мысль, что ей хотелось бы его любви. Так она думала только о Гекторе, но никогда не представляла на его месте другого мужчину.

Теперь, говорила она себе, когда многие женщины желали бы, чтобы Норман любил их, даже она, которой нравился другой, чувствовала, что он очень привлекает ее. «Я заставлю его снова полюбить меня, — думала она, — я заставлю его в этом признаться. И верю, что он любит меня. Он только скрывает свою любовь, только старается наказать меня, потому что то, что я сказала, причинило ему боль».

Решительно прошла она в комнату.

— Норман, — очень нежно позвала она.

Он резко обернулся, и она поняла, что мысли его далеко. «Думает о своем бизнесе», — ревниво подумала она.

— Ты готова? — спросил он.

— Готова, — ответила она, — вот только моя брошь… — Она протянула брошь ему.

— Что случилось?

— Ничего особенного, — сказала Карлотта с улыбкой, — но обычно в таких случаях пристегивают подарок новобрачной.

Она смотрела на него, надеясь, что выражение вежливой суровости исчезнет и лицо его станет таким, к какому она привыкла.

— Разве есть такой обычай? — сказал он. — Я и не знал. Какое упущение с моей стороны!

Он подошел к ней, расстегивая застежку на броши.

— Где ты хочешь носить ее? — спросил он. Она показала на вырез на своем платье, открывавшем грудь.

«Может быть, это взволнует его», — говорила она себе, но его рука не дрожала, и внешне он оставался безразличным. Это Карлотта дрожала, когда почувствовала его пальцы, державшие брошь и с трудом застегивавшие ее на тонком шелке ее платья.

Его склонившаяся голова была в нескольких дюймах от нее; она знала, что он вдыхает соблазнительный запах ее духов. Он должен почувствовать ее близость и учащенное биение сердца.