Двойная тайна от мужа сестры - Яна Невинная Страница 34

Еще и заканчивает речь так пафосно, словно одолжение мне сделал.

— Как же низко ты пал, — качаю головой и вкладываю в голос всё то разочарование, что испытываю от нашего брака. — Попрекать меня детьми. Даже для тебя это слишком. Не хочу я больше быть твоей женой… Ясно?

В конце говорю так холодно, аж у самой мороз по коже.

— Не хочешь? — приподнимает муж бровь, отвлекаясь от бритья. Затем делает шаг ко мне и припирает к стенке, нависая и требуя ответа, глаза его бегают по мне и выискивают правду. — Что ты запланировала, Ева?

Я сглатываю, напрягаясь от агрессии, что он источает. Молчу. Прикусываю язык, жалея, что открыла рот. Дура ты, Ева. Нельзя, чтобы кто-то подозревал о моих планах, иначе всё пойдет прахом…

— Ничего! — толкаю его и выхожу из ванной.

Фух, надеюсь, он не догадался. Я больше не затрагиваю этой темы, а Олег и не спрашивает ничего. Только кидает небрежно на постель карточку. Сразу же проверяю счет и с облегчением убеждаюсь, что он действительно не потратил лишнего. На всякий случай предусмотрительно прячу письмо и все свои деньги, карточки в укромное место. Не доверяю больше своему мужу. А деньги мне в скором времени ох как понадобятся.

Вот только нерастраченный гнев требует выхода, и я решаю сбросить излишки на раздражающего меня всё больше мужа, который, выйдя из ванной, пытливо смотрит на меня.

— Олег, нужно спускаться к завтраку. Ты знаешь правила нашей семьи. Ты же так обожаешь моего отца и не можешь обмануть его надежды. Иди одевайся, костюмчик, галстучек, причешись, на человека хоть стал похож и пить перестал, — ехидничаю, не сдерживаюсь, кривлю губы. — Вот как деньги меняют человека. Ради меня-то пить не бросил, ради мальчиков даже не старался, — говорю с обидой, утрируя наш скандал, чтобы увеличить пропасть между нами и остаться в его памяти сварливой стервой, а потом покидаю поле боя в растрепанных чувствах.

Глава 20

— Мам, мы хотим играться, не хотим кушать внизу в столовой, — канючат дети, как только я подгоняю их встать, чтобы спуститься вниз.

И взгляды у обоих такие просящие, словно у кота из всем известного мультика, что мое материнское сердце тает. Знаю, что порой даю им слишком много поблажек, но они ведь маленькие, еще успеют познать реалии жизни.

— Олег, — смотрю на мужа, который стоит возле проема и взирает на нас выжидательно. — Можешь пока спускаться сам.

— Ой, да пусть играют, Ев, — машет он рукой, — позови Глафиру и оставь ее за старшую. Всё равно только мешаться будут за столом.

— Мои дети никому не мешают, — цежу, сделав несколько шагов к нему, чтобы играющие и увлеченные конструктором близнецы не услышали.

— Чего всполошилась, спрашивается, — закатывает он глаза, а затем смотрит на кого-то в коридоре. — Глафира!

Перевожу взгляд на детей и вижу на их моськах счастье и ликование, впервые за несколько дней. И решаю, что можно для разнообразия и не следовать правилам этого дома. В конце концов, это мои дети, и только я имею право решать, стоит ли им потворствовать. Пусть играют.

— Звали, господин Дюран? — раздается вдруг сзади женский голос.

— Да, присмотрите за детьми, Глафира, — говорит ей Олег и тянет меня за локоть на выход.

Надо же, господин Дюран…

— Мы сейчас сядем со всеми за стол, Ева, — поучает, пока мы спускаемся по лестнице. — Будь благоразумна и не позорь меня. Договорились?

Меня снова берет злость. Резко вырываю руку из его захвата, продолжая путь сама.

— За собой лучше следи, муженек, — добавляю последнее слово ехидно, намекая, что этот статус с ним ненадолго.

Слышу, как сзади пыхтит Олег, но знаю, что на первом этаже он больше не посмеет ко мне прикоснуться или сказать лишнее неуместное слово. Чувствует, что я могу устроить скандал, а ему это невыгодно, ведь покажет остальным членам семьи, что внутри нашей не всё ладно. А он же так сильно хочет понравиться моему отцу…

— Как всегда, опаздываете, — недовольно бурчит отец, восседая во главе стола.

Все уже на месте. Милана сидит с прямой спиной, будто палку проглотила, мама кудахчет над нервным, как обычно, отцом. Давид же не сводит с меня своего пронзительного взгляда, от которого хочется то ли сбежать, то ли продлить мгновение и раствориться в нем…

— Секунда в секунду, — парирую я и сажусь на свое обычное место.

— Где дети? — игнорирует мой ответ отец и задает вопрос.

— Они играют, потом отдельно позавтракают, — в голосе моем звучит твердая нотка, не предполагающая споров или возражений, но ему на это плевать, он продолжает гнуть свою линию.

— Ева, я всё детство закладывал в вас с сестрой фундамент: выполнение обязательств, запрет на поблажки и слабости. А что ты сейчас делаешь, позволь узнать? — приподнятые в недовольстве брови, складки у напряженных губ.

Голос его строг, тверд и непреклонен. Но и я больше не робкая девочка, трясущаяся от таких нравоучений.

— Они маленькие, в этом доме для них нет никаких радостей и игр, так что позволь мне самой решать, что лучше для моих детей.

Вижу, как в удивлении вытягиваются лица матери и сестры от моих слов.

— Сейчас они будут играть, а позавтракают позже. А теперь, раз мы выяснили этот вопрос, мы можем приступить к завтраку, о, хозяин этого дома?

Состояние у меня в данный момент такое, что даже я сама в шоке от того, какой яд слышен в моем голосе. Но, раздраконенная с утра пораньше Олегом, я уже не могу остановить движение своего негодования и злости, скопленной за эти две недели внутри с избытком.

— Не дерзи и не ерничай, — поджимает отец губы, но касательно детей больше комментариев не вставляет.

— Как их отец, с Евой я согласен, — вдруг вставляет свои пять копеек Давид. — Мальчики еще малы, и в этом возрасте должны играть в игры. Детство должно быть детством, Лев.

Оттого, что он вступается за меня и поддерживает мое решение, в груди теплеет, но я боюсь показать хоть какие-то чувства по отношению к Горскому, поэтому просто молча внимаю разговору.

— Отец детей тот, кто их воспитывает, — тягучим голосом добавляет Олег, смотря в упор на Горского.

Тот переводит на него взор, происходит битва взглядов. Вот только не Олегу конкурировать с