Дарья Волкова - Такса Страница 34

И на звук открывшейся двери они не реагируют. А вот на далекое от деликатного покашливание отреагировать все-таки приходиться. Отпрянули друг от друга, как нашкодившие студенты, застуканные на месте преступления преподавателем. Хотя все происходит с точностью до наоборот. В дверях самодовольно улыбается Корнев.

— Чего тебе, Миша? — безуспешно пытаясь придать себе строгий вид, спрашивает Женя.

— Да я вот это… Курсовик хотел сдать. Но, наверное, в другой раз.

Исчезает за дверью.

Женя прячет лицо Олегу в шею и начинает беззвучно хихикать. Олег присоединяется к ней. Снова открывается дверь, в проеме материализуется голова и руки Корнева.

— В ЗАГС не опоздайте! Время, — он стучит по лишенному часов запястью, — время!

И снова исчезает — так же стремительно.

— И вправду, Жень, пойдем.

И все-таки, такое нахальное поведение спускать безнаказанно нельзя!

— Господи, Олег! Ты в зеркало смотрелся? Что на тебе надето?

— Плащ.

— А под плащом?

— Пиджак.

— А под ним?

— Жень, что является конечной целью твоих расспросов? Трусы? Давай, сразу отвечу. Они, — он едва заметно усмехается, — присутствуют. Что тебя интересует? Цвет, фасон?

Вот же жук! Палец в рот не клади… Ничего, сейчас.

— Ты в курсе, что водолазки — это уже не тренд?

— Неужели?

— Точно! И как тебе в голову пришло такое купить?!

— А я и не покупал. Это подарок.

— Да уж, мама тебя балует…

— Это не мама.

— А кто?

— А… ммм… Неважно.

Брякнул не подумав. Кто его за язык тянул? Женька резко останавливается. Они не успевают дойти до машины пары метров.

— Что значит — не важно? Кто?

— Жень… Ну какая разница…

Она подозрительно суживает глаза.

— Это что же — подарок одной из твоих бывших?

Олег смущенно отводит глаза в сторону.

— Та-а-а-а-а-ак… Какого черта ты ЭТО не выкинул?!

— Зачем? Хороший итальянский трикотаж. Мягкий, приятный.

— Приятный?! Ах, ты! Ну-ка, снимай!

— Жень, плюс пятнадцать на улице…

— Мне плевать! НЕ желаю видеть на тебе подарки от твоих бывших! Ясно?!

— Ясно. Но не могу же я ЗАГС полуголый идти.

Она и так соображает быстро, а уж когда злится — просто молниеносно.

— Пошли!

— Куда?

— Увидишь!

— Жень, такой цвет мне не пойдет.

— Вы знаете, — дипломатично поддерживает Олега продавщица, — этот цвет вообще мало кому пойдет. Давайте, я вам предложу что-нибудь другое…

Предмет их дискуссии — рубашка столь зеленого цвета, что при взгляде на нее удавилась бы от зависти древесная лягушка, устыдившись своей бледности.

— Отличный цвет, — улыбка сладкая, тон — безапелляционный. — Иди, милый, переодевайся. И водолазку мне отдай. — У вас же есть ножницы? — это уже продавщице.

— Конечно.

— Будьте любезны.

И под взглядом безуспешно пытающейся скрыть изумление девушки-продавца Женя начинает резать ненавистную ей вещь на лоскуты.

Олег выходит из примерочной с видом великомученика. Цвет — действительно не его.

— Живенько так, — мурлычет Женя. — Ну что, пойдем жениться? Если ты не передумал, конечно.

— Нет, — отрицательно качает головой он. — Но дома тебя ждет… хм… суровое возмездие.

— Буду с нетерпением ждать.

Глава 17.Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба… И ее закономерные последствия. И вообще — сплошное розовое, пушистое и в оборочку

— Дим, ну хоть ты ей скажи!

— Что случилось? Дети, не ссорьтесь. Женя, ты опять обижаешь Олега? — Тихомиров старательно копирует интонации воспитателя в детском саду.

— Дим, ты видел этого… водителя?

— А что? Саныч — наш лучший водитель. Он Державина возит.

— Полный рот золотых зубов! Весь в татуировках. Беломор какой-то курит.

— Он не будет курить в машине, я обещаю. А водитель он хороший.

— Да видела я, как он машину разворачивает! — негодует Женька. — Руки из жо… — один косой взгляд Олега, и она исправляется: — не из того мест растут! И вообще, что, я не могу в день своей свадьбы сама приехать в ЗАГС за рулем?!

Олег мученически закатывает глаза.

— Хорошо, — неожиданно соглашается Тихомиров, — раз внешность водителя свадебного лимузина, а так же его профессиональные качества вызывают у невесты нарекания, мы поступим так…

Отходит в сторону, к курящему неподалеку, вызвавшему негодование Женьки Санычу. Краткий разговор, передача ключей, рукопожатие. Дима возвращается.

Стаскивает с плеч пиджак и отдает на руки жене, вытащив запонки, закатывает рукава рубашки, ослабляет галстук.

— Моя внешность и водительские навыки нареканий не вызывают?

— Ээээ… нет, но…

— Тогда прошу. ЗАГС ждет. Эх, давненько я не бомбил…

— Никогда вроде, — усмехается Олег. Он наслаждается Женькиным замешательством. Нашла, с кем связаться. Тихомиров — мастер переговоров. Уговорит и кого и на что угодно.

— Ну, надо когда-то начинать осваивать альтернативную профессию. Ну что, поехали?

— Куда мы так торопимся? — Женька наслаждается быстрой ездой, Даша уже давно смирилась с манерой мужа водить машину, и лишь Олег по привычке пытается урезонить Димку.

— В ЗАГС.

— Не ты же женишься.

— Вот именно! Хочу, чтобы тебя поскорее захомутали. Тогда поймешь, что это такое — быть женатиком. Конец вольной холостяцкой жизни, засосет болото семейной жизни…

На какое-то время в машине повисает тишина. А потом — дружный взрыв хохота.

— Что? — Тихомиров бросает взгляд в зеркало заднего вида. — Ненатурально?

— На два с минусом, — отвечает за всех Женька. — Тренируй выражение лица. Особенно когда на Дашку смотришь.

— Ух, ты, какие классные кроссовки!

— Спасибо, Вова.

— И все-таки, как ни жаль, — Дарья достает из пакета изящные белые с серебристой аппликацией туфли, — придется переобуться.

— Да нафига?! — возмущается Вовка, любуясь красно-синими кроссовками, видными из-под приподнятого подола пышной юбки свадебного наряда. — В кроссовках лучше!

Стоящая рядом сестра-близнец Вовки Мила, которая не сводит восхищенных глаз с действительно невероятно прелестной в свадебном платье Жени, возмущенно фыркает.

— Потому что Олег велел, — театрально вздохнув, доверительно сообщает Вове Женя.

— Да кто его слуша… — боковым зрением уловив тень за спиной, Вовка мгновенно исправляется. — Нет, раз Олег велел, значит, надо переобуться.

Даже в белой рубашке и черных брюках похожий на вождя команчей, Вовка в очередной раз демонстрирует тот факт, что признает авторитет одного-единственного человека — своего дяди. Но зато совершенно безоговорочно.