Диана Холквист - Нет тебя прекрасней Страница 35

– А теперь пусть не Митч Тэнк откусит от сандвича, а сама Жасмин Бернс.

«Ах ты, поросенок! Ну и прекрасно, – злорадно подумала Жасмин. – У меня на лице столько грима, что и без очков не страшно. Он все равно не увидит, даже если я покраснею как девчонка». Она откусила от сандвича.

– Вот так, господин учитель, – торжествующе сказала Жасмин. – И не нужны мне никакие уроки!

– Ну и хорошо. Тогда давай сюда автомат и шляпу.

– Еще чего! Ни один солдат не расстанется с оружием добровольно.

– Оставь игрушку себе. – Он взял салфетку, обмакнул в стакан с водой, отжал немного и протянул Жасмин. – Снимай грим.

– Нет! – Наверное, виной всему пиво и усталость, но Жасмин была почти уверена: стоит смыть краску, как она тоже смоется, сойдет на нет, просто растворится в пространстве. А ведь у нее осталась еще добрая половина сандвича. – Я потратила кучу времени, чтобы наложить грим. И ночь только началась, мы может продолжить веселиться.

– Ты так себя со всеми мужчинами ведешь, или все дело во мне?

– Не собираюсь об этом говорить. – Жасмин упорно сосредоточилась на сандвиче.

– Этому должна быть причина. С тобой что-то произошло. Что это было?

– Если хочешь знать, некоторые люди застенчивы просто по своей природе, – сказала Жасмин, положив недоеденный кусок. Ее вдруг замутило.

– Нет, ты не такая. Что-то сделало тебя застенчивой. Что это было? – Джош наклонился к ней и смотрел требовательно.

Жасмин собралась с мыслями и прочла ему лекцию о химическом строении мозга и наследуемых факторах и характеристиках.

– Очень интересно. – Он кивнул с самым серьезным видом. – Но к тебе это отношения не имеет.

Жасмин поведала сагу о своей жизни с матерью в Бомбее, о переезде в Америку, когда ей исполнилось шестнадцать, и о том, какой травмой это для нее явилось…

Разница культур и все такое.

– Все не то! – резко возразил Джош. – Рассказывай правду!

– Ну хорошо, – вздохнула Жасмин и повторила ему ту же трогательную историю про неудачное чтение греческих мифов, которую она не так давно рассказывала Эми.

– Дерьмо, – веско высказался Джош, засунув в рот последний кусок сандвича, и эта характеристика относилась никоим образом не к местной стряпне, а направлена была на историю Жасмин. – Что ты мне пытаешься впарить? Ты жила в Бомбее с мамой до тех пор, пока тебе не исполнилось шестнадцать. Потом мамочка погрузила тебя в самолет и отправила в Балтимор, к твоему отцу и сестрам, с которыми тебя разлучили, когда тебе исполнилось два года, И ты пытаешься уверить меня в том, что событие, перевернувшее твою жизнь и сделавшее из тебя испуганного кролика, – это чтение вслух древнегреческих мифов? Да я в жизни в это не поверю! – Он откусил половинку маринованного огурчика, бодро захрустел и великодушно предложил Жасмин вторую половинку.

– Однако все рассказанное мной правда! – воскликнула Жасмин, игнорируя дружественный огурчик.

– А почему, собственно, мама посадила тебя в тот самолет? Таковы актерские методы. Мы ищем мотивацию. Ну-ка, Жас, найди мотив и расскажи мне.

Бежать отсюда сейчас же, подумала Жасмин. Желание вскочить, вырваться из пахнущего маслом и специями помещения и бежать было почти непреодолимым. Она взглянула на Джоша. Будь он в своем обычном шикарно-голливудском варианте, она бы не смогла справиться с собой и сбежала бы… Но человек, сидевший напротив, облачен в нелепое ярко-красное платье и по-прежнему держит в руке половинку огурчика… и она не смогла бросить его.

– Не смотри на меня. Смотри в стол и рассказывай, что произошло, – велел Джош.

Господи, ну как ему удается так точно угадывать ее слабости, ее чувства? Жасмин казалась себе игрушкой, сделанной из полупрозрачной ткани… наверное, шифон бы подошел лучше всего. И проницательный взгляд мужчины проникает сквозь легкие покровы, разгадывая ее тайны, добираясь до самого сокровенного…

Прежде она никогда и никому не рассказывала о своем учителе. Его звали Радж. Она влюбилась в него. Глупая девчачья влюбленность. И почти уверилась, что молодой человек отвечает ей взаимностью. И вот в тот день… Они стояли среди зарослей цветущей бугенвиллеи в саду, и он поцеловал ее. А потом что-то зашуршало в ветвях деревьев. Позже Радж признался: он поспорил со своими друзьями, что поцелует свою ученицу. Само собой, друзья пожелали присутствовать при выполнении пари. Радж клялся, что никому ничего не расскажет. Он не думал, что люди отнесутся к безобидному и смешному эпизоду так негативно.

Сейчас, будучи взрослой, Жасмин понимала, что происшествие было глупым и незначительным. Но тогда это было ужасно и ее душа умирала от стыда. Приятели Раджа разболтали о случившемся, да еще, наверное, присочинили что-нибудь. «Ранди – Шлюха!» – кричали ей окрестные мальчики, стоило Жасмин показаться на улице. Даже те, кто не повторял бранного слова, отворачивались, потому что слухи распространились по всему кварталу, как огонь по джунглям. Жасмин боялась взглянуть людям в глаза, боялась выйти на улицу. Этот вечный страх сжег ее душу. Она уговорила мать отослать ее из Бомбея, но оказалось, что совсем не просто избавиться от пережитых эмоций. Даже в Балтиморе от одного взгляда на молодого симпатичного мужчину Жасмин начинала сгорать от стыда. Она желала невозможного. Того, чего нельзя желать. Ведь это нелепо, правда? Один поцелуй не способен разрушить всю жизнь… Она думала, он ее любит… Но дело было не только в этом. Где-то глубоко внутри прятались и другие причины, осознать которые Жасмин не могла или не желала. Ее жизнь до инцидента с Раджем была безоблачной и напоминала волшебную сказку. Даже развод родителей пошел девочке на пользу. Самого события она не помнила, потому что была в тот момент слишком мала, а отчим любил ее и баловал, словно маленькую принцессу. Принцесса Жасмин имела все, что только может пожелать девочка. Даже частного учителя.

В какой-то степени идиллическую картину портили открытки из Балтимора. Сестры писали о нелегкой жизни, которая была для них настоящей борьбой за существование. Но отец отказывался отпустить дочерей за границу, а мать не хотела покидать свою истинную любовь. По индийским стандартам Раджу платили два доллара в день, семья считалась обеспеченной, но при переезде в Балтимор тех же денег хватило бы лишь на нищенское существование. Впрочем, потом и открытки перестали приходить.

После случая с Раджем склонная к экзальтации шестнадцатилетняя девочка напридумывала себе массу душевных страданий и вскоре уверилась, что жилось ей так же трудно, как и ее сестрам. Она мечтала воссоединиться с ними, чтобы сестры увидели, какая она: обретшая мудрость в страданиях, умеющая жить; и тогда они простят ей счастливое детство под крылышком матери и любящего отчима. Она мечтала об этом и с каждым новым днем добавляла все новые и новые подробности в эту живописную картинку. Только в жизни все получилось совсем не так, как предполагала Жасмин. Просто она была слишком молода и глупа, чтобы представить себе реальность.