Дьявол в руинах - Триша Вольф Страница 35

Я хотела его.

Я хотела, чтобы он был внутри меня.

Я хотела притвориться, что не существует ни брачного контракта, ни умирающих отцов, ни жаждущих власти мужчин, которые обрушатся на меня в тот момент, когда я уложу его на пол. Но больше всего мне хотелось притвориться, что Ник не был одним из этих мужчин.

На одну иллюзорную секунду, когда он был надо мной, его мощное и красивое тело накрывало мое, так близко к тому, чтобы войти в меня… я подумала, что, отдавшись ему, смогу изменить исход.

Что он сможет полюбить меня.

Но правда в том, что в нашем темном подземном мире любовь не побеждает. Она не превращает зверя в принца.

Особенно, если зверь одержим жадностью и жаждой власти.

Я не попала в цель.

И вот я уже бегу к роще, как животное, преследуемое диким хищником. Полуголая и без телефона. Когда он меня поймает — а он меня поймает, — он меня убьет.

Он избавился от моей защиты от него. Я позволила ему сделать это; позволила ему приказать Данте покинуть особняк. Теперь мой единственный шанс — найти кого-нибудь из охранников и молиться, чтобы мое отчаянное состояние убедило их помочь мне. По крайней мере, достаточно долго, чтобы я смогла сбежать.

Обогнув высокий кипарис, я вхожу в сад. Камешки впиваются в подошвы моих ног. Острая боль разрывает мой бок. Но я не останавливаюсь. Слышу его тяжелые шаги, бьющие по земле.

Стена ухоженного кустарника возвышается, преграждая мне путь. Остановившись, я ругаюсь и поворачиваю направо — моя новая цель — темная тень от густых кипарисов. Сад превращается в лабиринт, и паника охватывает мой разум.

Почему успокоительное не замедляет его? Ножевая рана только разъярила его. Оно не смертельно. Для такого человека, как Ник, которого резали, кололи и стреляли, это была моя самая большая ошибка.

Я зажмуриваю глаза — ровно настолько, чтобы убрать пот, затуманивающий зрение.

Мне следовало дать наркотику полностью подействовать, прежде чем делать шаг. Но планировать это событие и на самом деле прожить его, оказаться в тот момент рядом с ним… Я уже тогда понимала, что если займусь сексом с Ником, если отдам ему всю себя, то не смогу забрать его жизнь.

У меня не было другого выбора, кроме как бороться с ним.

Огонь охватил мои икры. В животе вспыхивает жжение. Мои легкие просят воздуха, не давая ему прорваться через сжимающееся горло. Я нажимаю сильнее, несмотря на то что он так близко. Одна секунда может стать разницей между тем, что Ник сдавит мне горло, и тем, что успокоительное ослабит его настолько, что я смогу вырваться.

Его свирепое рычание раздается громче хруста камней, и я ненавижу то, как реагирует мое тело.

Отчаяние просачивается в мои мышцы, а адреналин разливается по венам. Я бегу, когда каждая клеточка моего тела хочет упасть на росистую землю и позволить ему взять меня снова.

Я стремлюсь к тени впереди, к линии деревьев на другой стороне сада, но угасающая надежда исчезает, когда я оказываюсь в безжалостных объятиях Ника.

Он опускает нас на землю. Его руки обхватывают мое тело, он притягивает меня спиной к своей груди. Ночнушка задирается на талии, и я бесполезно бьюсь в воздухе. Грудь вздымается, Ник крепче прижимает меня к себе, вытягивая из моих ноющих мышц все силы.

Его горячее дыхание пробегает по моей шее, и я слышу, как он жестко сжимает челюсти:

— Ты бежала недостаточно быстро.

Ужас бьет меня по грудной клетке, а сердце колотится в бешеном темпе. Он стонет и кладет меня на спину. Руки прижаты к земле, резкий запах травы смешивается с пьянящим ароматом одеколона Ника, и я смотрю в его темное лицо.

— Это было бессмысленно… в любом случае. — Мои слова обрываются между глотками воздуха. Я стараюсь скрыть все следы страха в своих чертах.

Уголь его глаз прожигает меня насквозь, точно черная смола. Он больше ничего не говорит, убирая руку с моих запястий. Он ждет, когда я начну сопротивляться, попытаюсь нанести импульсивный удар. Жгучая месть в этих темных глазах жаждет схватки.

Я без оружия, и у него есть преимущество. Мне ничего не остается, как ждать, пока он либо убьет меня, либо предоставит шанс.

Его рука сжимает мое горло, и на глаза наворачиваются слезы. Эмоции захлестывают меня, и мне отчаянно хочется, чтобы он вырезал их из меня своим ножом.

Потому что, даже когда он опустошал меня, впиваясь в меня карающими толчками, мое тело соглашалось. На него. На боль. На удовольствие, которое находилось по ту сторону его ярости.

Я предала его, и эта мука отразилась на затвердевших чертах его лица, шов широко открылся, когда он разорвал мою девственность.

— Сделай это, — говорю я. В моем темном тоне звучит презрение.

Он проводит языком по нижней губе, как змея, почуявшая добычу.

— Для тебя это не будет так быстро, ангел. — Его глаза опускаются к моей груди, затем еще ниже. — Насколько сильно тебе больно?

На его вопрос я хмурю свои брови. Я сглатываю боль, сжимающую горло.

— Почему? Каков был твой план? — Я тяжело дышу на каждом слове. — Затрахать меня до смерти?

Он ворчит, прижимаясь ко мне, его бедра раздвигают мои. Я задыхаюсь от сладострастного ощущения его члена, прижатого к моему чувствительному клитору. Он обнажен, тверд и разъярен, а кровь из раны, которую я нанесла, течет между нами, влажная и горячая.

— Все еще может быть, — предупреждает он. Его рот расплывается в коварной улыбке, и навязчивая вспышка желания лижет мои внутренности.

— Ты должна была убить меня, Бриа, — говорит он, блуждая взглядом по моим чертам. — Ты должна была добраться до сердца.

Я вдыхаю, его вес сдавливает мои легкие.

— Я не целилась. — Торжественное выражение крадет огонь из его взгляда.

— В каком-то смысле твоя цель была верна. — Он придвигает свой рот к моему уху. Глубокий ритм его голоса проносится надо мной, вызывая мурашки по коже, когда он говорит:

— Что ты мне вколола?

— Мидазолам, — заикаясь, отвечаю я.

Он хихикает.

— Господи. Твой отец должен был лучше знать, чем давать тебе что-то настолько слабое, чтобы использовать это на мне.

Мои черты лица сходятся в замешательстве. Но, прежде чем я успеваю опровергнуть его утверждение, с балкона мелькает свет, привлекая его внимание.

Отдаленный звук криков, а затем выстрел раскалывают ночь.