Мой бывший враг (СИ) - Елена Алексеевна Шолохова Страница 35

Ехали мы на троллейбусе – потому что толпой. Хотя, скорее, оравой, шумной и хохочущей. Половина из нас, оказывается, впервые сели в общественный транспорт и вели себя как дикари, честное слово. Тот же Реутов на всех поручнях повисел, пока мы доехали до места.

Кафе располагалось чуть в стороне от дороги. Надо было пересечь небольшую площадь, и слева от неё было, собственно, кафе, а справа – чуть в отдалении возвышался стеклянный купол Реабилитационного центра.

Наши веселой гурьбой брели по заснеженной площади, смеялись, выкрикивали что-то, толкали друг друга шутки ради. Я сначала шла вместе со всеми, но потом потихоньку отстала. Грудь сдавило тяжестью – не продохнуть. Это место, такое до боли знакомое, столько всего всколыхнуло в груди…

Я с тоской посмотрела в сторону Центра и вдруг застыла на месте. В полусотне шагов от меня стоял Дима…

28

Дима стоял на дорожке, ведущей от Центра, словно кого-то ждал. Только в тот момент я об этом не подумала. Вообще ни о чем не думала. Просто смотрела на него и не могла сдвинуться с места.

Такой родной, такой любимый и уже не мой. Как такое возможно?

Меня он не видел, оно и понятно. Он стоял, расслабленный и отрешенный, подняв лицо к серому небу. Навстречу редким снежинкам.

Я медленно направилась к нему, забыв о своей развеселой группе, о кафе, да вообще обо всём. Я шла, и с каждом шагом мое сердце колотилось всё сильнее и чаще. А потом и вовсе так неистово заметалось в груди, что аж больно стало.

Когда до Димы оставалось несколько шагов, он вдруг подобрался весь, словно насторожился. Повернул голову в мою сторону, глядя вперед невидящими глазами. Мне даже показалось, что он меня… нет, не видит, естественно, но чувствует мое приближение.

Может, так оно и есть. Потому что когда я подошла к нему и остановилась рядом, не сказав пока ни слова, потому что вдруг перехватило дыхание, Дима произнес:

– Таня? – тихо спросил он дрогнувшим голосом.

В горле запершило. Сглотнув, я вымолвила с трудом:

– Привет.

На долю секунды в его лице проступила щемящая тоска, словно он не успел совладать с собой. Но затем, почти сразу, оно вновь стало непроницаемым. Холодным, равнодушным. И ответил он мне так же – ровно, спокойно, безучастно:

– Привет.

– Ты в Центре был? Снова начал лечение?

– Да.

Он даже не спросил меня, а как тут я оказалась, будто ему было плевать. У меня задрожали губы, я даже не сразу смогла снова заговорить с ним. И голос мой дурацкий опять звучал как жалобный скулеж какой-то. Но в ту минуту мне было всё равно, как я выгляжу, унижаюсь или нет. Мне было плевать на гордость, на те его жестокие слова, на то, что мимо шли люди. Я до отчаяния, что хоть в голос вой, хотела, чтобы он вернулся. Прямо сейчас. Мне казалось, иначе я умру, сердце просто не выдержит.

– Дима, мне плохо без тебя…

Он молчал.

– Дима, слышишь? Мне плохо без тебя! Я жить без тебя не хочу! Я каждый день умираю…

Он по-прежнему ничего не отвечал, ни слова. Ещё и стиснул челюсти так, что заострились желваки.

А меня, наоборот, будто прорвало. Слова лились потоком, безудержным и хаотичным. Я говорила слишком громко, так, что прохожие стали оглядываться на нас, но остановиться не могла.

– Ты же обещал! Ты же клялся, что мы всегда будем вместе… Ты же говорил, что любишь меня. Я тебе поверила… А теперь что? Как мне жить?

– У тебя всё будет хорошо. Ты ещё будешь счастлива. Обязательно. Надо просто подождать.

– А я не хочу ждать! Не могу! У меня сил уже не осталось. У меня каждый день как в аду. Дима, вернись! – надрывно воскликнула я. – Пожалуйста…

В его лице что-то всё-таки дрогнуло, правда, ничего обнадеживающего он мне сказал.

– Тань, ну мы же уже всё решили…

– Это ты решил! За нас двоих! Может, тогда скажешь, как мне теперь жить? Мне вот тут, – я прижала ладонь к груди, как будто он мог видеть, – каждую секунду больно. Я не могу без тебя. Я так хочу, чтобы ты вернулся ко мне…

– Прости… – произнёс он. – Я не могу.

И тут я увидела, что со стороны Центра к нам, точнее, к нему спешит Эля. В белом норковом полушубке, сапогах на шпильках. Она быстро-быстро семенила короткими шажками, неуклюже растопырив руки для равновесия.

Я уставилась на неё застывшим взглядом, чувствуя, как внутри меня всё отмирает сантиметр за сантиметром, немеет и покрывается инеем. Вот всё и встало на свои места. Вот и причина.

Эля тоже меня заметила и сбавила шаг. Нет, она не передумала подходить к Диме. Просто мельтешащий полубег сменила на уверенную наглую поступь. Она и голову вскинула и, клянусь, я видела в ней злорадство.

– Понимаю, – ответила я глухо так, будто мне на грудь легла каменная глыба. – Извини, пожалуйста. Больше я тебя… вас не потревожу. Прощай.

Господи, каких сил мне стоило это сказать и даже не всхлипнуть, кто бы только знал!

Странно, что пока я умоляла его, он стоял как истукан, как ледяное изваяние, а как только попрощалась, его исказило болезненной судорогой… но только это уже не моё дело.

На деревянных ногах я развернулась и пошла обратно, в сторону дороги.

– Таня! – окликнул меня зачем-то Дима.

Я не остановилась, не обернулась, наоборот, только припустила быстрее. Почти бегом. Потому что горло мое судорожно сжималось, и я не смогла бы сейчас произнести ни слова. Потому что теперь я наконец осознала то, во что поверить никак не могла и не хотела – всё кончено. Потому что сейчас я не хотела, чтобы он… нет, они с Элей видели меня такой, раздавленной, униженной, глубоко несчастной.

Я дышала часто-часто, хватая ртом морозный воздух, и задыхалась. И не успевала подбирать варежкой слезы, которые катились и катились, и застилали глаза пеленой, отчего я шла почти вслепую.

И тут совсем рядом, буквально в паре метрах от меня, раздался страшный визг тормозов, и кто-то пронзительно закричал…

29

Дима

Ревновал ли я Таню? Да, до умопомрачения, до скрежета зубов,