Керстин Гир - Непристойное предложение Страница 36

— Да, я его простила заранее, — сквозь зубы произнесла я. — Я только не собираюсь прощать ни одну из этих дамочек, которые, едва заметив, что на них обратили внимание, начинают думать, что им все дозволено, даже в отношении чужих мужей.

— Нет, — сухо ответила Элизабет. — Ты все это забудешь.

Я не буду теперь стараться установить, когда овуляция произойдет у меня. Зачем думать об этом? Штефан стал по отношению ко мне совершенно безразличен. Он представлял собой этакую смесь равнодушия, нетерпимости и плохого понимания моего состояния, которая является типичной для мужчин, изменяющих свои женам. Мысли о том, что Эвелин забрала себе все его внимание и шарм, бесили меня. Почему все в этом мире так несправедливо? У Эвелин было все: представительный муж и внешность голливудской звезды. Кроме того, она нашла себе противозаконное занятие: выращивание наркотиков. Да еще где! В нашей со Штефаном оранжерее. (К тому же она привлекла на свою сторону господина Кабульке. Он словно стал ее личным слугой. Держу пари, госпожа Кабульке в это время страдала от очередной овуляции.)

Почему, помимо этого, Эвелин нацелилась и на моего мужа?

Я глубоко вздохнула. Работа — вот единственное, что мне оставалось.

— Ты выглядишь отвратительно, — сказала Петра, когда я вошла в магазин с несколькими декоративными подсолнухами.

— Да ты, на мой взгляд, тоже, — не задумываясь над тем, что говорю, ответила я и принялась устраивать подсолнухи в специальные вазы.

Эти цветы не пользовались особым спросом, но я на всякий случай высадила в одной оранжерее сотню штук. Оформив каждый подсолнух в приемлемый для продажи вид, я сказал Петре, чтобы она продавала их, если будут спрашивать, по три пятьдесят за штуку.

— Это что, замена бегониям? — спросила Петра. — Сейчас все больше людей приходит совсем за другими растениями. Твои самшиты ушли все.

— Что? — Я остолбенела.

Несколько дней назад я принесла из второй оранжереи в магазин два самшита, чтобы украсить витрину и вход в магазин. Чтобы отбить у покупателей всякое желание их приобрести, велела поставить рядом ценники с совершенно запредельной суммой. Но похоже, это не помогло: ни единого самшита не осталось. Это были мои любимые! Все ушли! Я была готова разразиться рыданиями.

— Я совершенно не понимаю людей, — сказала Петра. — Тратить такие огромные деньги. Они ведь ужасно скучные, эти самшиты. Господин Гертнер тоже так считает.

— Ну да, — угрюмо сказала я. — Зато в этом месяце мы будем более чем на несколько сотен евро в прибыли.

Вот только свои деревья я больше никогда не увижу.

Петра собрала сумочку и просунула голову в кабинет Штефана.

— Господин Ге-е-ертнер, пока-а-а-це-е-елую!

— Пока-а-а-це-е-елую, — в тон ей ответил Штефан.

В последнее время он подозрительно много сидел за компьютером. Так много, что иногда не понимал, что и кому он говорил. Пока-а-а-це-е-елую!

— Необходимы калькуляции, — произнес он, когда я спросила его, почему он совсем не уделяет времени практическим делам в нашем хозяйстве.

В это время года работы у нас на территории было выше головы, да и удовольствия эта работа доставляла куда больше. Но коммерческим директором здесь был он, а не я, и когда требовалось сделать необходимые расчеты, приходилось соглашаться с его доводами.

Петра собралась выходить из магазина.

— Мне надо забрать младшего. Сегодня в кружке «Умелые руки» состоится какое-то особое занятие, и Тимо рассчитывает собрать там не меньше чем ракету для полета на Луну. Я полагаю, что на моих руках будет не меньше клея, чем у тебя земли под ногтями. Кошмар!

— Чем только не приходится жертвовать ради собственных детей, — совершенно равнодушно произнесла я.

— Я бы решила этот вопрос проще, — продолжала разглагольствовать Петра. — Купила бы конструктор. Но эти воспитательницы в садике такие гиены, не хотят, чтобы мы приносили туда что-то подобное.

— В твоих глазах все женщины гиены, — сказала я. — Или бестолковые козы, или глупые коровы.

— Да, за исключением тебя, — заметила она, уже почти скрывшись за дверью. — Тебя я называю только трубкозубкой. Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха, — повторила я.

Когда-нибудь я все-таки надену этой особе на голову цветочный горшок. И едва ли с особым сожалением.

Я заперла дверь в магазин и направилась к Штефану в кабинет. Даже в обеденный перерыв он не хотел оставить свой компьютер.

Я нежно погладила его по волосам.

— Нет, — сказал он. — Ты испортишь мне прическу.

— Но отчего же, — ответила я. — Это очень помогает от головной боли и снимает напряжение.

— У меня нет ни напряжения, ни головной боли, — сказал Штефан. — Я работаю, разве ты не видишь?

— Только цифры и факты, — вздохнула я. — Это не может постоянно доставлять удовольствие. Ты не хочешь услышать приятную новость? На этой неделе я заработала на продаже своих самшитов больше тысячи евро.

— Да, — сказал Штефан. — Но ты годами вкладывала в них время и деньги, и заметь, куда больше, чем заработала за эту неделю.

— Это доставляло мне удовольствие.

— Скажи, Олли, ты в самом деле никак не можешь понять, что то, чем мы занимаемся, стоит того, чтобы этим заниматься, только тогда, когда это приносит несколько больше, чем вкладываешь? Это же простая арифметика, можешь ты наконец понять?

Я слушала, продолжая машинально гладить его волосы. Они стали намного жестче от изобилия лака и геля.

— Не говори так, словно я совершенно непроходимая дура, — сказала я. — Я между делом заметила, что мои растения и цветы приносят куда больший доход, чем твои бегонии. И это сильно тебя раздражает.

— Меня раздражает только микроскопическая прибыль, — произнес Штефан.

— Которая, впрочем, больше, чем от бегоний, — жестко парировала я.

— Но все еще микроскопическая, — продолжал твердить Штефан. — У этого дела просто нет никакой перспективы.

— Какое дело ты имеешь в виду?

— Это «озеленительство», — презрительно произнес Штефан. — Все только суета. Мой отец прав, это для меня не заработок. Я дипломированный экономист. Эксперт по маркетингу! Я был очень неплох. Я был одним из лучших в своем выпуске. А теперь посмотри на меня: я завис в разваливающемся питомнике и занимаюсь перепродажей цветочков с прибылью четырнадцать с половиной центов.

— Питомник не разваливается, — жестко сказала я. — Он станет процветать, если мы будем продолжать делать дело так же настойчиво.

— Это убогое дело. Все мои друзья, даже куда более глупые, те, которых я всегда обгонял в учебе, имеют куда более прибыльный бизнес, чем я.