Дженнифер Блейк - Дерзкие мечты Страница 36

— Видите тех двоих? — тихо спросила Вайолетт. — Мне кажется, они шли за нами. Может быть, они воры?

— Я в этом очень сомневаюсь. — Его ответ прозвучал уверенно, хотя он лишь мельком взглянул в ту сторону, куда она ему показывала.

И все же что-то в его поведении встревожило Вайолетт. Она подняла на него глаза.

— Вы думаете, они не сделают нам ничего плохого?

— Кто знает? — Он еле заметно пожал плечами. — Всякое бывает.

— О, конечно, они ничего нам не сделают. В конце концов, сейчас день.

— Не обращайте внимания, — постарался успокоить ее Аллин, нежно погладив ее по плечу. — Я думаю, эти двое несчастных просто были очарованы вашим привлекательным видом. Поверьте мне, я могу понять чье-то желание стать вашей тенью.

— Скорее всего они просто шли в том же направлении, — согласилась Вайолетт, понимая, что он хотел отвлечь ее и успокоить.

Очевидно, так оно и было. Когда дождь прекратился и они с Аллином двинулись в обратную сторону в направлении его дома, незнакомцы прошли за ними лишь несколько кварталов, а затем исчезли из виду.

Когда пришло обещанное приглашение на бал, Гилберт почувствовал себя польщенным вниманием, оказанным им графиней Фурье. Он сказал, что, конечно же, не пропустит столь замечательного события и что его родственники сочтут это большой удачей, когда он им расскажет. Однако Гилберт очень удивился, увидев фамилию Массари в списке приглашенных — он не думал, что такая важная особа, как графиня Фурье, водит знакомство с простым художником. Очевидно, ему не пришло в голову задуматься о том, каким образом его имя стало известно графине.

Гилберта настолько воодушевила перспектива бала, что он даже предложил Вайолетт заказать для нее новое бальное платье с вошедшими в моду широкими оборками, отделанными кружевами. Ярко-розовый цвет, сказал он, пришелся бы ему по вкусу. Вайолетт изобразила радостное возбуждение и пообещала, что включит платье в свою программу на первую половину дня. Она не сказала мужу, что платье уже не только было заказано ею вместе с Аллином, но и готово к примерке. К этому моменту она научилась притворяться слишком хорошо.

После завтрака Гилберт собрался уходить. Он отпустил слугу и теперь сам надевал камзол, вытаскивая манжеты рубашки из-под его рукавов и расправляя их. Вайолетт, уже готовая к выходу и одетая в батистовое платье в кремово-голубую полоску, сидела за письменным столом, записывая в дневник события предыдущего дня. Гилберт внимательно посмотрел на нее.

— Этот художник, — заговорил он, — не стал ли он чувствовать себя слишком свободно с тобой?

Перо Вайолетт замерло в руке. Удивленно приподняв одну бровь, она посмотрела на мужа.

— Что ты имеешь в виду?

— Его предложение сопровождать тебя на этот бал кажется мне, мягко говоря, самонадеянным. Не могу сказать, что одобряю его действия.

— Он всегда был настоящим джентльменом, — заверила мужа Вайолетт, — Месье Массари держит себя по отношению ко мне в высшей степени уважительно.

— Мне приятно это слышать. Но еще приятнее мне было бы узнать, что этот портрет скоро будет завершен.

— Работа над портретом продвигается медленно, не спорю, но разве можно торопить художника? — Она попыталась изобразить капризную улыбку.

— Хорошо, что мы ему платим за конечный результат, а не за потраченное время, — изрек Гилберт и, пристально посмотрев на жену, добавил:

— Не сомневаюсь, что эти позирования уже изрядно тебе наскучили.

Вайолетт почувствовала, как гулко стучит сердце в ее груди. Она вспомнила тех двоих, что шли следом за ней и Аллином. Может быть, все это было неспроста?

Возможно, их послал Гилберт? Она безразлично пожала плечами и ответила:

— Какое это имеет значение? Мне все равно не на что тратить свое время.

— Этот Массари — известный покоритель женских сердец, настоящий Казакова, — продолжил Гилберт, стараясь придать значение своим словам. — Он уже не раз брался за шпагу или пистолет, выступая защитником дамы своего сердца, по крайней мере, так о нем говорит молва. Ты должна быть внимательна, чтобы не позволить ему вскружить тебе голову.

Вайолетт догадывалась, что Аллин пользовался успехом у женщин, но все же слышать это ей было неприятно. И в первую очередь потому, что это выявляло всю сложность положения, в котором она находилась, ибо прошлое Аллина волновало ее больше, чем подозрения Гилберта.

— Я уверена, что мне не угрожает никакая опасность, — возразила она.

— Ты уверена? Мне кажется, что в Париже проявляют недостаточно уважения к понятию супружеской верности, им пренебрегают и его нарушают. Я не хотел бы видеть тебя вовлеченной в подобную ситуацию.

— Но, Гилберт…

— Я не стал бы говорить об этом, но в последнее время ты очень изменилась. Ты выглядишь как настоящая парижанка в этом платье, но более всего меня беспокоит твое поведение. Ты не должна заходить слишком далеко.

Вайолетт внимательно посмотрела на мужа.

— А твое поведение, Гилберт? Что ты скажешь о своих развлечениях в ресторанах и варьете?

— Это совершенно разные вещи.

— Возможно, но в таком случае твои упреки выглядят странными.

— Я немолодой человек, Вайолетт, и я прекрасно это понимаю. Мне нелегко снова оказаться в Париже после стольких лет жизни в глуши. Я чувствую, что многое упустил. Но к тебе это не имеет никакого отношения.

— Я не должна спрашивать тебя о твоих похождениях, а ты волен обвинять меня?

Гилберт сердито нахмурил брови, глядя на жену.

— Прежде ты не разговаривала со мной так. Мне это не нравится. Совсем не нравится.

— Мы все меняемся, — ответила она.

— К сожалению, ты права. Но я не обвиняю тебя, Вайолетт. Я лишь предупреждаю. Понимаю, что тебя тянет к молодым, что я, возможно, не столь галантен и привлекателен, как некоторые, но я продолжаю оставаться твоим мужем, и притом ревнивым.

Вайолетт нечего было возразить на это, но и нечем было утешить мужа.

По представлениям Вайолетт, бал начался довольно поздно, хотя, похоже, так больше никто не думал. Они с Гилбертом оказались в числе первых гостей, но, слава богу, не самые первые. Дом, в котором устраивался бал, находился в старом и уже не фешенебельном районе Ла Маре. Ветхость построенного в шестнадцатом веке особняка придавала его облику романтическое очарование.

Вайолетт с мужем поднялись по мраморной лестнице невероятной ширины, предназначенной для прохода дам в платьях с необъятно широкими юбками, что считалось большим удобством в эпоху расширявшихся кринолинов. Их движение направлялось лакеями в ливреях с каменными лицами, которые в своей неподвижности могли бы сойти за восковые фигуры. Хозяйка дома приветствовала приглашенных в сиянии свечей первой из четырех хрустально-бронзовых люстр, покрытых густой пылью, затем они ступили на паркет зала, ставшего шершавым от песчинок, приносимых сюда ногами многочисленных гостей.