Алиса Лисовская - Нарисуй меня счастливой. Натурщица Страница 36

«Успокойся, — одергивала себя Ирина. — Не пори горячку. Разве может эта соплячка равняться с тобой?» И понимала, что напрасно успокаивает себя. У «соплячки» было одно довольно весомое преимущество: она была непозволительно молода.

Вадим завтракал на кухне, механически проглатывая все, что заботливо подсовывала ему Ирина. Эта механическая работа челюстей тоже служила лишним доказательством: обычно Вадим был очень разборчив в еде. Его лицо закрывала от Ирины развернутая газета, виднелась лишь черная макушка так и не поседевшей головы.

Ирина налила себе кофе и опустилась на стул напротив.

— Газету переверни.

— Что? — удивленно вскинул на нее глаза Вадим.

— Ты уже полчаса держишь газету вверх ногами, — терпеливо пояснила Ирина.

— Надо же... Я даже не заметил, — рассеянно отозвался Вадим и перевернул газету.

— Может быть, ты все-таки объяснишь мне, что происходит? — не удержалась Ирина.

Вадим поморщился и отложил газету.

— Снова ты начинаешь с утра пораньше. Я уже объяснял тебе, у меня много работы, и я очень устал...

— У тебя всегда было много работы. И раньше ты уставал не меньше.

— Ну началось! — Вадим резко поднялся из-за стола. — Что за дурная привычка портить человеку настроение с самого утра! — И вышел из кухни.

Несколько минут спустя хлопнула входная дверь, на этот раз он ушел без привычного поцелуя на прощание, без рассказа о последовательности своих сегодняшних дел, без обещаний по возможности вернуться не очень поздно.

Ирина машинально перемыла всю посуду, протерла стол и снова опустилась на стул, глядя в одну точку. Нужно срочно что-то предпринимать. Иначе она рискует в свои сорок три года остаться в гордом одиночестве. Кто ей может помочь узнать хоть что-нибудь об этой девчонке? На той выставке она была с известным художником. Художника отыскать легче, да и его окружение наверняка знает, кто она такая, эта девица...

Ирина Михайловна решительно поднялась со стула и направилась к телефону.

...Лора Александровна с утра затеяла дома генеральную уборку. У нее выходной, Алинка на работе, мешать никто не будет. Нужно навести порядок в квартире и, если получится, заодно и в собственной голове. Вадим неделю назад снял для них квартиру. Лора до сих пор не могла до конца осознать, что ее бывший муж превратился в ее нынешнего любовника. Он заваливал ее цветами, делал дорогие подарки, он ждал ее в этой квартире с работы. Когда она приходила — на столе дымился горячий ужин, доставленный из ресторана. Они, как много лет назад, практически не вылезали из постели и очень много говорили... Он рассказывал, как жил все эти годы без нее, как скучал, Как давил в себе воспоминания, периодически начинал проклинать свою семью за то, что тогда его заставили... Лора закрывала ему рот ладонью: молчи, нельзя так о мертвых... Лишь два имени не упоминались в их беседах — Алина и Ирина. О том, чтобы сказать дочери правду, Лора Александровна даже думать боялась. Да и что она могла сказать? Что она всю жизнь до самозабвения любила именно этого человека и готова на любые жертвы, чтобы быть с ним рядом в качестве кого угодно? Что Вадим, как бы хорошо им ни было вместе, даже не заикается об уходе от Ирины? С Алинкиной патологической ненавистью к отцу это только подольет масла в огонь. Когда Вадим спросил, знает ли Алина об их отношениях, Лора только покачала головой.

— Она до сих пор не простила тебя...

Вадим сник.

— Пройдет время, тогда, может быть... — неопределенно утешила его Лора.

Что может быть тогда, она и сама не знала. Ей хватало с лихвой нынешнего ее счастья, она старалась не задумываться о том, что будет завтра. Вадим с ней. Он любит ее, ждет, она ему нужна... В беспросветном тоннеле последних десяти лет наконец-то появился луч света, и Лора, как могла, старательно оберегала его, боясь его исчезновения во мраке... Алинка все дни напролет проводила на работе или у своего художника, Лора Александровна видела по утрам сияющие глаза дочери и ни о чем не спрашивала. Все было понятно и без слов. А то, что он намного старше, что ж... Значит, умнее и опытнее, значит, знает, что делает...

Алина, совершенно обнаженная, лежала на импровизированном ложе, застеленном зеленым бархатом, посреди мастерской Глеба. На голове ее была накручена какая-то невообразимая чалма из черного шелка, из-под которой в художественном беспорядке выбивались золотые локоны. Глеб давал уроки дочке одного местного нувориша, мечтающей в следующем году поступить на худграф, но не имеющей абсолютно никакого понятия о живописи и рисунке. Зато ее папаша исправно платил довольно приличную сумму за репетиторство. Часть этих денег забирала Алина за свою работу.

В мастерской позировать было куда приятней, чем в институте. Можно было не так точно следить за временем, в перерывах они пили чай, а то и вино, из мастерской Игоря частенько забегала Тамара, которая тоже позировала там за отдельную плату нерадивым студентам, догоняющим программу. Глеб рассказывал какие-то истории из жизни знаменитых художников, Алина завороженно слушала. Этот творческий мир вобрал в себя ее всю. Она уже просто не представляла себе жизни без запаха красок, без натянутых серых окон холстов, в которых скоро возникнет лицо или пейзаж, без раскиданных в беспорядке драпировок, без всей этой безалаберной и чуточку сумасшедшей жизни...

Как-то в гости забежала Майка, чтобы поделиться своими успехами в институте, Алина поболтала с ней полчаса на кухне и поняла, что говорить особенно не о чем, их больше не связывало ничего, кроме общих воспоминаний о школьных годах: подруги находились слишком в разных мирах, чтобы суметь понять друг друга... Эта встреча почему-то очень напомнила Алине беседу Глеба и Евгения Измаиловича.

Эскизы Глеба для его кафе тому, кстати, очень понравились, и Глеб впрягся в новую работу. По всей мастерской валялись наброски, по углам стояли закупленные материалы, а по вечерам Алина частенько позировала ему в костюме гейши, потому что Глеб решил из захудалого кафе сделать японский ресторанчик.

Алина с Глебом стали его постоянными посетителями. Алина теперь даже одна забегала сюда после работы — отдохнуть, что-нибудь перекусить и выпить немного красного вина. Евгений Измаилович целовал ручки и напрочь отказывался брать с нее деньги. Только каждый раз она старалась не задерживаться до вечера, чтобы, не дай бог, не столкнуться снова нос к носу с Ильей.

...Алина, задумавшись, и не заметила, как подошли к концу четыре часа.

Пока дочка нувориша собиралась, Алина, одевшись, наскоро глотала чай с бутербродом: через полчаса ей нужно было быть в институте на дополнительном занятии у третьего курса. Глеб проводил ее до выхода из мастерских.