Джун Зингер - Любовницы президента Страница 36

Она устраивала еженедельно два вечерних приема. Один — салон по вторникам, куда приглашался весь цвет бостонского браминского общества — теологи, проповедники, художники, покровители искусств, как, впрочем, и те, кто блистал всего лишь в стрижке купонов. Субботние вечера были предназначены для старых друзей и приятелей Дадли, которых он еще помнил по дням расцвета своих дел и сил, и беседа в эти вечера тоже бывала легкой и светлой.

Для этих случаев ей доставляло истинное удовольствие одевать Дадли, наряжая его, как свою куклу. Он носил только светлые, а не мрачные темные костюмы, яркие галстуки и «бабочки». Иногда она добавляла к его костюму еще шелковый или бургундского бархата жилет. Восседая во главе обеденного стола, он даже выпивал несколько унций вина с гостями, так же как и все, находясь в прекраснейшем расположении духа и добром здравии. Подаваемая еда всегда была изысканна, и вряд ли кто-нибудь мог заметить, что Дадли ел что-нибудь отличное от других.

Собравшиеся разговаривали о чем угодно: о состоянии Бостонского общественного фонда, политике президента Гарвардского университета, даже немного сплетничали о том, кто кого видел… Все неизбежно находились под впечатлением от Джудит, особенно жены друзей Дадли, которые были старше ее, по крайней мере, лет на сорок. Ее юность их совсем не пугала, как это могло бы быть, будь она мила и очаровательна. Наоборот, они ей сочувствовали: такая молоденькая — и взвалила на себя такую ответственность.

Что еще выставляло ее в выгодном свете, так это всегда приличный и невызывающий туалет — никаких коротких юбок или длинных разрезов. На самом деле, она одевалась настолько скромно, что даже не позволяла себе и маленькой нитки жемчуга, считавшейся просто обязательной. И это при том, что выполняла функции хозяйки дома Дадли. Предполагалось, что это меньшее, что мог бы Дадли подарить ей при случае.

Состав гостей варьировал от субботы к субботе, но он почти всегда включал в себя судью Хардвика и его жену Алису, которая сказала как-то Фэнтону:

— Если бы у меня и была дочь, то мне бы хотелось, чтобы она как можно больше походила бы на Джудит Тайлер.

Дела шли настолько отлично, что Джудит с неохотою ехала в Ньюпорт на короткий летний сезон Новой Англии. Но уже там, в коттедже Стэнтона (летние резиденции знати назывались коттеджами), она поняла, что, если бы никогда и никуда больше не выезжала, этого было бы достаточно. Как обычно, тщательно изучая литературу по Ньюпорту, она прочитала высказывание русского великого князя Бориса о Ньюпорте: «Я и мечтать никогда не мог о такой роскоши… таком большем в глаза богатстве. Это все равно, что ходить по золоту!»

С этим Джудит была полностью согласна. Стэнтон-Хиллс, гордо стоящий на улице «золотых» домов вдоль побережья Атлантики Белевью-авеню, более подходил бы королевской семье, нежели скромным гражданам демократической республики, сводчатые потолки, витражи, экстравагантный неоготический стиль. Она часами бродила по дому, недоверчиво трогая полированное дерево резных панелей стен, заглядывая в оранжерею с видом на море в рамке буйной тропической зелени, останавливаясь в картинной галерее, заполненной работами старых голландских мастеров. В этом доме были императорский фарфор, музейной редкости образцы Севрской фабрики, мраморные камины, целиком вывезенные из старинных французских замков, бархатно мягкие от древности персидские ковры. К Джудит пришла еще большая, чем когда-либо, решимость. Если это замок Стэнтона, то она будет в нем правящей королевой. А если она будет королевой, у нее должен быть если не король, то тогда уж наверняка принц. И именно здесь он должен родиться… в Стэнтон-Хиллс, в родовом замке.

Она старалась, как никогда, сделать Дадли счастливым, испытывая к нему благодарность, перерастающую в любовь, — это будет именно он, кто воплотит ее желания. И хотя день ото дня он становился счастливее и сильнее, Дадли все-таки чувствовал, и довольно остро, свою некоторую ущербность. Мужчина может дать женщине все деньги мира, но он не почувствует себя мужчиной, пока женщина не почувствует с ним себя женщиной.

— Мне бы хотелось сделать для тебя то, что ты делаешь для меня, — сказал он ей однажды, когда они сидели на частном пляже Стэнтон-Хиллс. Он лежал на песке, а не сидел, как обычно, в коляске.

Она поняла, что он имел в виду: довести ее до высот оргазма. Это было еще одно, на что она должна была пойти ради Дадли Стэнтона. Прямо на песке она раздела его и разделась сама, усевшись на него сверху. Он был поражен и испуган.

— Но я не смогу… — крикнул он, как от боли.

— Нет, ты сможешь! Где есть любовь, там нет ничего невозможного!

Ничего ему не говоря и взяв его член в свою руку, она медленно провела им по губам влагалища, потом еще и еще раз, пока не ввела его в себя, несмотря на его неуверенность. Дыхание Дадли стало прерывистым и учащенным — он явно возбудился. Сладострастно стеная и учащенно дыша, Джудит вся отдавалась поступательным движениям вверх-вниз, пока через несколько минут этой неистовой пляски ее стон не перерос в крик оргастического наслаждения. Как только это случилось с ней, Дадли тоже излился своей скупой лужицей семени.

После этого он стал еще более, чем раньше, благодарен. Он смог доставить женщине — своей любимой Джуди! — удовольствие, на которое способен только настоящий мужчина! А Джудит отметила про себя, что маленькое притворство — не такой уж большой подарок мужчине, который тебе собирается отдать все!

— Выходи за меня замуж, Джудит! Выходи за меня! — умолял он. И хотя это было именно то, что она намеревалась сделать, еще было не время.

Предстояло всего лишь освидетельствование на правомочность, а не судебное разбирательство нашумевшего убийства. Но поскольку это был Бостон, где публику вообще не баловали отчетами о громких процессах, газеты готовились разрекламировать это судебное разбирательство по полной программе. Состав действующих лиц был очень интригующий: медсестричка, девятнадцатилетняя девушка-мышка, даже еще и не медсестра, старый, больной, парализованный человек, чье состояние, по слухам, доходило до полумиллиарда долларов, три племянницы, две из которых с безупречной общественной репутацией, а третья — трижды побывавшая замужем и успевшая развестись с мужьями, титулованными европейцами. Все пытаются завладеть дядюшкиным состоянием и фирмой, которая распродавалась прямо у них под носом. Трое обратились с иском, что эта мышка незаконно воспользовалась их бедным, дряхлым дядюшкой для достижения своих корыстных целей.

Поскольку на предстоящем судебном разбирательстве на карту ставилось не только состояние умственных способностей Дадли Стэнтона, но и репутация Джудит Тайлер, то позвонила Франческа и спросила, может ли она чем-либо помочь в этом случае. Если нужно, они с Карлоттой приедут, чтобы выступить на суде и рассказать, какой у Джудит прекрасный характер. Но Джудит была полна сарказма: